Интервью Анатолия Платонова на радио "Свободная Россия", рубрика
"20 лет спустя".
Евгения Литвинова: У нас в гостях Анатолий Платонов. Мы познакомились на фестивале «Дебошир Фильм», где Анатолий был членом жюри и ведущим круглых столов. И я думала поговорить о кинофестивале. Но в процессе общения мы вышли совсем на другую тему и решили вернуться к той рубрике, которая у нас время от времени возникает. Это рубрика «20 лет спустя». Время перестройки, время каких-то изменений, которые потом либо оправдались, либо нет. У каждого свое было в жизни. А у Анатолия оказалась очень интересная на ту пору история. Это история, связанная с рождением группы «Ноль». И, узнав об этом, я решила, что мы расскажем о том, как родилась группа «Ноль». Во-первых, мне казалось, что она родилась, прежде всего, благодаря Андрею Тропилло, потому что они записывались на студии «Антроп». Но, оказывается, она родилась все-таки не благодаря ему, а как-то так, «изнутри себя». Расскажите, пожалуйста, об этом.
Анатолий Платонов: Дело в том, что официально первый альбом был записан в 1985-1986 годах на студии «Антроп», группа же родилась, не дай Бог соврать, в 1983-м. Все – мои одноклассники. Учились мы все в 9-м, а потом в 10-м классе «б» 532-й школы. Там же, собственно, все познакомились и занимались музицированием. В основном это было либо дома у нашего барабанщика Леши Николаева, либо дома у Феди. Записывались методом наложения на два магнитофона. Кстати, один из этих магнитофонов Лешка недавно откопал и собрался было уже отнести его на помойку, но, насколько я знаю, пока еще не отнес. Вроде жалко, историческая вещь.
Е.Л.: И оказывается, что для того, чтобы что-то создавать, техника, вроде бы не самое главное. Вот сейчас мой сын как раз в этом возрасте и тоже хочет заниматься музыкой. Ему кажется, что главное, чего ему недостает – это дорогой аппаратуры. Но все-таки дело не в аппаратуре. Было бы что-то еще к аппаратуре.
А.П.: Относительно дорогой аппаратуры: я не так давно прослушал нашу запись 1984 года, сделанную как раз методом наложения, и меня поразило, как мы умудрялись при тех доморощенных средствах... Даже по тем временам это были уже не средства звукозаписи: простые микрофоны РГД, два трехканальных микшера и магнитофоны «Маяк-205», и, если мне память не изменяет, «Ростов». Это уже тогда была не техника. Но, тем не менее, мы умудрились записать все, я считаю, с прекрасным звуком.
Е.Л.: То есть, сначала это все просто было дома. А как вы потом вышли к Тропилло?
А.П.: Началось все с того, что Федя, по-моему, в газете «Смена», прочитал, что буквально через три дома от него находится Дом Юного Техника на ул. Панфилова, где сидит некий Андрей Тропилло и записывает все, что ни попадя. И вот мы туда пришли, уже с этим первым нашим готовым альбомом. Идея была просто переписать все это в студии. Отдали все это Тропилло, он это через три месяца, наконец, послушал и сказал: «Все, ребята, замечательно, приходите». Мы пришли. И где-то полгода он нас просто футболил. Тропилло же вообще жуткий раздолбай, при всех его достоинствах он обладает еще и вот таким «достоинством». Он мог назначить время и не прийти, лон мог назначить время нескольким группам одновременно. Бывало такое, что мы приходим, а там «Аквариум» записывается. Понятно, господин Гребенщиков тогда был уже мэтр, проходил вне очереди. А бывало и такое, что мы уже записываемся, и в дверь входит Майк. Все дела бросаются к чертовой матери, Тропилло всех выгоняет из студии, и они с Майком в этой студии запираются. Как мы потом узнали, они там просто бухали. Так что ту запись, о которой Вы говорите, удалось осуществить только года через полтора.
Е.Л.: А какие вещи туда вошли? Первые песни – что это было?
А.П.: Собственно, это и был альбом «Музыка драчевых напильников», который, насколько я помню, лет семь назад был издан на компакт-диске московской фирмой «Отделение Выход». Если перечислять по песням, то это «Инвалид нулевой группы», наверное, самый главных хит из этого альбома; сама «Музыка драчевых напильников»; «Мы идем пить квас»; «Завтра будет тот же день»; «Московский вокзал»... Наверное, достаточно, потому что сейчас я всего этого и не помню. Честно говоря, я не очень люблю возвращаться к творчеству группы «Ноль», потому что, ну, сколько можно жить прошлым? Точно так же и Петр Николаевич Мамонов не любит говорить о прошлом, вплоть до «забудьте все, что было, не было никакой группы “Звуки Му”», и Федор Чистяков тоже придерживается такой же позиции. Я не хочу это забывать, но сколько можно топтаться на месте?
Е.Л.: Тут дело вот в чем. Мы почему к этому возвращаемся? Ведь это пики, вершины. И творчество группы «Звуки Му», и очень многие вещи группы «Ноль» – это не просто музыка, это какие-то вехи в истории страны, потому что тексты, которые… Я думала, что это тексты Андрея Тропилло, честно говоря. Я думала, что это взрослый человек написал, а потом оказалось, что это...
А.П.: Впервые слышу такое мнение. Мне всегда говорили, что все эти песни написаны Чистяковым, хотя по большому счету, в первом альбоме как раз авторская составляющая Чистякова наименьшая.
Е.Л.: Я думала, что просто Андрей Тропилло нашел ребят, которые реализовали его замысел, тексты, а все это он составил, как теперь принято: что-то придумывается, потом под это подбираются ребята, которые и исполняют более или менее удачно некий замысел. Настолько коллектив юный был, что казалось именно так.
А.П.: Я Вам даже больше скажу. Тропилло как звукорежиссер достаточно опытен и талантлив, потому что записывать на восемь каналов электрические альбомы, которые и сейчас звучат не идеально, конечно, но достойно – это надо было умудриться, это талант. Но Тропилло в запись группы «Ноль» даже не вмешивался, нам приходилось самим крутить ручки, самим все выстраивать. То есть, он пустил это дело на самотек. И те, кто помнит альбом «Музыка драчевых напильников», наверное, обратили внимание, что одна из песен там в конце обрывается. Обрывается она по одной простой причине. Федя вместо того, чтобы нажать кнопку «stop», нажал кнопку «erase», и те 8 дорожек просто вытер.
Е.Л.: Ну, что ж, значит, теперь это авторский уникальный вариант. 1987 год – это уже время, когда Вы уже отошли лот группы «Ноль»?
А.П.: Это время, когда я отошел от группы «Ноль» и отправился в армию.
Е.Л.: Понятно, почему. Просто я-то помню группу «Ноль» на сцене Дворца Молодежи, это был рок-фестиваль, и это выступление было уникальным. На фоне того, что там вообще были всё звезды, но и выступление с баяном – это была такая блестящая находка. Как оказалось, вынужденная находка.
А.П.: Потому что дядя Федор просто играть не умел ни на чем другом.
Е.Л.: Но использование фольклорных мотивов оказалось очень удачным. И тексты очень актуальные – почему я и подумала, что взрослый человек писал. Потому что много довольно он тогда исполнил.
А.П.: Вы знаете, я до сих пор не могу понять, почему эти тексты называют актуальными. Они были откровенно дурацкие. Ничего актуального там не было.
Е.Л.: «Доктор Хайдер хочет есть» – мы же все это тогда пережили.
А.П.: Про доктора Хайдера я вам расскажу отдельно. Дело в том, что эта песня была написана так. Когда мы возвращались из Каунаса с фестиваля, то ехали в поезде, и по радио тогда как раз сообщили, что доктор Хайдер окончил голодовку и выдвинул свою кандидатуру на какой-то пост. А мы уже были все слегка «подшофе», и эта песня родилась в ноль секунд.
Е.Л.: Но эта эпоха, советский человек, живущий какими-то совершенно посторонними интересами. Сейчас это даже трудно себе представить. Весь советский народ то борется за свободу Анджелы Дэвис, то потом почему-то больше всего переживает, будет ли есть доктор Хайдер, и вот это молодым уже не рассказать.
А.П.: А видели ли Вы доктора Хайдера нынче? Как он выглядит, представляете?
Е.Л.: После того, как он стал есть, он очень располнел.
А.П.: Вот в эту дверь, которая перед нами, он вряд ли пройдет.
Е.Л.: Он сейчас уже умер. Но вот то, каким он был в ту пору, когда начал есть, показало, что это ему не на пользу. Голодать ему было гораздо здоровее. Но вот это безумие советского человека, который вместо того, чтобы заниматься своими проблемами, занимается доктором Хайдером или чем-то еще, таким же посторонним, оно передавалось. Вот почему я и подумала, что это взрослый человек написал. Ну и потом, «Песня о Родине» замечательная, «Человек и кошка».
А.П.: «Человек и кошка» – это песня, написанная, опять же, не Федором, текст этой песни написал гитарист группы Гоша – Георгий Стариков – а музыка украдена практически нота в ноту у «Slade».
Е.Л.: Я в музыке мало понимаю, поэтому я говорю о текстах. Как с таким критическим восприятием жизни строились отношения в армии? Как вообще Вам жилось? Юный человек, который чувствует, что «выламывается» из среды, ведь конец 80-х – это время, когда приходилось еще «выламываться» из этой среды.
А.П.: Знаете, я не думаю, что мы «выламывались» из среды. И тогда никто из нас этого не чувствовал, и сейчас, по прошествии 20-ти лет, такого ощущения нет. Уже сама среда была такая, что она выталкивала, и с этим ничего сделать было нельзя.
Е.Л.: Но армия – совсем другое.
А.П.: Да, армия – это совсем другое. Я оказался к ней совершенно не приспособлен. Эти два года, не сказать, что были ужасными, но было тяжело. Не столько оттого, что я в армии, а оттого, что меня нет здесь. Каждый напрасно прожитый день воспринимался как трагедия.
Е.Л.: А почему все-таки Вы там оказались?
А.П.: Что значит – «почему оказался»? Закон такой.
Е.Л.: Я имею в виду, что сейчас уже родители совершенно ясно говорят, и я так говорю своему ребенку: «мы все сделаем, чтобы ты в армию не пошел».
А.П.: Я тоже для своих детей так же сделаю.
Е.Л.: Но тогда почему-то родители считали, что возможно детей отпускать в армию. Вот этот момент мне до сих пор неясен.
А.П.: Моя жена относительно старшего сына говорит «раздолбай, и только товарищ майор теперь поможет». Я-то придерживаюсь совершенно другой точки зрения. Товарищ майор никому не поможет.
Е.Л.: Ну да, если сами не воспитали, что ж на майора теперь кивать...
А.П.: Потому что меня армия ни в худшую, ни в лучшую сторону не изменила. Просто это были два потраченных года. Которых чертовски жаль, до сих пор жаль. Потому что 18-20 лет – это такой возраст, когда можно горы свернуть, а приходится ворочать угольные горы лопатами. Не самое большое удовольствие. И для здоровья не очень полезно.
Е.Л.: А когда Вы вернулись, то Вы вернулись в группу «Ноль»? И как Ваши отношения с ребятами складывались?
А.П.: Я в группу «Ноль» не вернулся, я ушел оттуда даже раньше, чем ушел в армию. Да, я был бас-гитаристом группы «Ноль» и случилось так, что мое место занял Дмитрий Гусаков, который, во-первых, прекрасно вписался в коллектив, а во-вторых, был на порядок более профессиональным музыкантом. И я сейчас и с ним, и с Лешкой, и с Федей нахожусь в прекрасных отношениях. Группа «Ноль» исполняла мои песни достаточно долго, и они присутствуют практически на всех альбомах. До тех пор, пока это было нужно им и пока это было нужно мне. Пока я, вернувшись из армии, через какое-то время вновь не занялся музыкальным творчеством, создав свой коллектив. Назывался он «Самые неприятные кавалеры». А началось все с того, что я понял, что рока-то как такового уже и нет. То есть, то, что мы считали каким-то откровением, превратилось черт знает во что. Гребенщиков, которого мы тогда все носили чуть ли не на руках и воспринимали как знамя свободы, сегодня по радио говорит: «Хотите быть свободными? Живите так, чтоб у вас нечего было отнять». Услышал бы эту фразу от кого-нибудь другого – просто пропустил бы мимо ушей, а тут как в душу плюнули.
Е.Л.: Особенно хорошо это в сочетании с тем, что Борис Борисович пьет чай у другого Бориса и так и говорит: «Мы оба Борисы, почему бы нам... мы оба БГ». Это у Бориса Грызлова. И таким образом позиционирует «Единую Россию». Это настолько не вписывается в его прежнюю биографию...
А.П.: Ладно, что мы все о Борисе Борисовиче... Когда и Шевчук, который воспринимался тогда как андеграунд, сейчас занимает совершенно иную позицию. Бог с ними, с их политическими взглядами. Если бы они, во-первых, держали их при себе, а во-вторых, у меня такое ощущение, что это влияет на творчество.
Е.Л.: Мне тоже кажется, что не получается «Бог с ними, с политическими взглядами» именно потому, что жизнь в России – все время политика. И как бы ты к этому не относился, все равно это почувствуют окружающие. Потому что к этому нельзя не относиться никак. И теперь я бы хотела перейти к сегодняшнему дню. Потому что и «Дебошир Фильм» тоже в какой-то мере отражение нашего сегодняшнего дня.
А.П.: Да не в какой-то, а в полной!
Е.Л.: И вот такая вещь. Мы с Вами присутствовали – Вы в качестве ведущего, а я в качестве гостя – на круглых столах. На одном, правда, Вас не было. Он как раз был очень большой по времени, просто колоссальный по объему, в отличие от всех предыдущих.
А.П.: Это был не круглый стол, это Александр Николаевич Баширов собрал свою «тайную масонскую ложу», пригласив при этом журналистов. Я решил при этом не присутствовать, потому что не очень понимал, зачем я там нужен вообще.
Е.Л.: Творческие вопросы обсуждались быстро, лаконично и исчерпывались. Например, мне кажется, очень актуальный вопрос «с кем вы, мастера культуры?» А на вопросы сугубо материальные, оказалось, что и трех часов мало. Это решать и решать.
А.П.: Это неудивительно. Вот спросите меня: «с кем вы, мастера культуры?» – я отвечу односложно: «Ваше политическое кредо? – Всегда!». А материальные вопросы – они, правда, достаточно сложно решаются. Вот мне сейчас уже почти 40 лет. И для меня это вопрос достаточно серьезный. Мне, в конце концов, нужно платить за квартиру, мне нужно есть самому, мне нужно кормить ребенка. Мне, в конце концов, раз в полгода хочется и штаны сменить. А, простите, как я это буду делать без денег?
Е.Л.: Ну, режиссеры, собственно, тоже об этом же и говорили.
А.П.: А так как денег нет... То есть, что значит – нет? Они где-то есть. Но почему-то их нет в данном конкретном месте в данное конкретное время. И вот хочется понять, почему? Режиссер, и я в том числе, размышляет: «Я что умнее, или, наоборот глупее, или я ничего не умею, или я ничего не могу? Я же ведь делаю работу, в данном случае – музыку. Люди ее слушают, люди ее покупают. Что за ерунда-то такая получается?»
Е.Л.: У тех, кто нас пригласил, было ощущение, что их просто обманули. И, возможно, вполне справедливое. Что те деньги, которые им причитаются, прикарманивал кто-то другой, в частности, продюсер. Может быть, так и есть.
А.П.: Может быть, я не знаком, честно скажу, с процессом кинопроизводства. С вопросом музыки я знаком и представляю, почему денег нет. Все очень просто. Потому что в нашей стране, по большому счету, нет так называемого среднего класса. Его нет как в обществе, так и в музыке. У музыканта есть две дороги: первая – на стадион, аки Шевчук, а вторая – в подвал. Среднего пути, в клуб, этого пути просто нет.
Е.Л.: Наверное, Борзыкин – это второй путь, опять в подвал.
А.П.: Да. Вот, пожалуй, правильно, что Вы заговорили о Борзыкине. Это человек, который мне из всех старых рокеров наиболее симпатичен.
Е.Л.: Человек, который сохранил себя.
А.П.: Во-первых, он сохранил себя, во-вторых, мне, честно скажу, нравится его музыка, а в-третьих, он мне нравится сам по себе, как человек.
Е.Л.: Действительно, чувствуется, что это – настоящее. А вот за многими этого настоящего уже не чувствуется, к сожалению.
А.П.: Я могу назвать еще несколько имен, которые лет 15-20 назад были не менее популярны, чем «Аквариум» и «ДДТ» и которые сейчас находятся в таких жутких условиях, что периодически им даже есть нечего.
Е.Л.: Давайте их назовем, чтобы люди хотя бы знали, что есть еще те, кто творит и те, кто не предал себя и пожертвовал многим ради этого.
А.П.: Я не думаю, что они чем-то жертвовали. Просто они чем занимались, тем и занимаются до сих пор. И при этом они так же мучаются, они перебиваются «из кулька в рогожку», как-то пытаются занять, перезанять. Но при этом, что удивительно, они умудряются свои песни записывать, издавать, и это главное. Это, в первую очередь, Силя – Сергей Селюнин, если помните такую группу «Выход». Это и Сергей Богаев, архангельская группа «Облачный край». Он уже несколько лет живет в Петербурге, до сих пор скитается из одного угла в другой. Это совершенно замечательная группа, я не знаю имен этих ребят, это группа «Чиче». Они лет 10 как пытаются что-то как-то сделать. Им удалось издать два замечательных альбома, но, опять же, в магазинах их почему-то нет. А потому что ни рекламы нет, ни по радио это не звучит. У нас же ведь как? По телевизору сказали, что это хорошо, один раз сказали – не поверил, второй раз сказали – усомнился, третий раз – подумал, четвертый – поверил, пятый – побежал, купил.
Е.Л.: Вот поэтому очень актуален вопрос «с кем вы, мастера культуры?». Я думаю, что такой вопрос на самом деле требовал очень серьезного разговора, и на кинофестивале «Дебошир Фильм», и вообще такой разговор нужен в обществе. Потому что интеллигенция совершенно не чувствует своей ответственности перед обществом, хотя интеллигенция, собственно, выдает тот продукт, который формирует остальное общество.
А.П.: Стоп-стоп. Очень интересная постановочка вопроса. То есть, интеллигенция должна чувствовать свою ответственность перед обществом. Я себя причисляю к интеллигенции, но никакой ответственности перед обществом я не чувствую, и чувствовать ее не желаю. Почему пролетариат не должен чувствовать ответственности перед обществом? А он, между прочим, класс куда более... А то уж какая, к черту, у пролетариата вообще может быть ответственность перед кем бы то ни было? Знаете, процитирую классика: «не люблю пролетариат». Почему наше трудовое крестьянство не чувствует ответственность перед обществом? Почему наше трудовое чиновничество не чувствует ответственность перед обществом? И их никто к этому не призывает! А вот бедную, простите меня, затраханную во все дыры интеллигенцию гнобят все: и тот же пролетариат, и крестьянство, и чиновники. Дескать, ребята, когда вы, наконец, почувствуете ответственность перед обществом, то есть перед нами? То есть, это те, кто сидит с деньгами, а мы тут, понимаете ли, должны еще чувствовать перед ними свою ответственность. Да вы что, охренели?!
Е.Л.: Кому много дано, с того много и спросится. Так ведь?
А.П.: Но уж, простите меня, наверное, не обществу. Ведь существуют какие-то высшие силы. Я готов ответить. Но почему я должен отвечать перед обществом? Я, простите, регулярно за квартиру плачу определенную сумму в сберкассу. Из зарплаты у меня государство вычитает определенный процент в качестве налогов. Потом я прихожу в магазин, покупаю какие-то вещи, скажем, булку, и часть стоимости этой булки тоже уходит в качестве налога. Я оплачиваю мобильную связь. Когда я плачу в автомат 100 рублей, у меня какая-то часть, по-моему, процента три, уходит в налоги. Когда я звоню, с меня списываются деньги, это опять налоги. Ребята, я плачу вам всем, какая еще, к черту, ответственность?
Е.Л.: Мы же с Вами производим не вещи, мы производим идеи. А идеи – они для всех.
А.П.: Идеи ничего не стоят. Вот поэтому мы и сидим без денег.
Е.Л.: Ну, может быть именно поэтому мы и сидим без денег. Может быть, Вы хотели бы еще что-то добавить к нашей беседе?
А.П.: Раз уж у нас состоялся такой разговор, мне осталось только добавить: «Свободу Анджеле Дэвис!»