Любая музыка живет двойной жизнью. Первая протекает в стороне от ее создателя, вторая – в контексте его личной истории. Последняя зачастую проходит незаметно для посторонних глаз: приходишь к человеку на концерт, и видишь – сыграет/споет он сейчас определенные вещи или нет, и для него при любом раскладе вроде бы ничего принципиально не изменится. Бывает и по-другому: автор не скрывает сложных отношений со своими же творениями, спорит с ними, интерпретирует, игнорирует. Обычно так происходит с артистами, пережившими серьезные ломки сознания. Думаю, те, кто бывал в последние годы на выступлениях, скажем, Петра Мамонова и Дмитрия Ревякина с «Калиновым мостом», понимают, о чем речь.
Песни группы «Ноль» - те самые, 80-90-х, благодаря которым ее в основном и знают, - с 1992 года существовали только в динамиках и наушниках слушателей. Их автору Федору Чистякову было не до своих детищ. Без банальной реставрации фрагментов биографии тут не обойтись: попытка убийства в 1992-м, год в СИЗО, еще год в психбольнице, вступление в ряды «Свидетелей Иеговы», неудачная попытка возрождения группы, негромкое сольное творчество, самыми запоминающимися мотивами которого стали обработки детских песен и прелюдий И.-С. Баха, уход из музыки в 2005-м. В декабре 2009-го все неожиданно возродилось: объединившись с питерской группой «Кафе» под вывеской «Чистяков бэнд», «дядя Федор» дал несколько концертов, на которых впервые с тех смутных 90-х прозвучали «Человек и кошка», «Улица Ленина», «Ехали по улице трамваи»... Эхом тех выступлений стал DVD «Концерт на улице Ленина 20 лет спустя». В 2010-м Чистяков с теми же музыкантами, но уже под более модерновым названием «F4band» записал виниловый альбом «Дежавю» - со свежими версиями старых (своих и чужих) песен. Презентовать и диск, и пластинку Чистяков приехал в Киев с двумя концертами. Дальше – соображения по поводу того, что происходило в Доме офицеров 18 ноября.
Это было шоу в трех частях. Границы между ними музыкант обозначал четко – поведением, репертуаром, даже закулисной сменой костюмов. Это были три разных человека, вернее, три разных периода в жизни одного человека. Что, как и в какой последовательности пел Чистяков, по его задумке или само собой, но явно рифмовалось с его прошлым и настоящим. За, казалось бы, обычным рядом песен просматривалась четкая сюжетная линия.
Он появился в черных джинсах-рубашке и темных очках. Взял баян и с помощью басиста, ударника и двух гитаристов (один из них периодически брался за мандолину) на одном дыхании отыграл «Ондатра», «Старого Джона Белла» и «Мы были молоды и полны сил». Все это написано им уже в последний период, все это – нынешний Чистяков, такой, каким он себя предлагает ХХI веку. Без того прежнего надрыва, без агрессии и пограничной лексики, но живой, настоящий.
Он признавался недавно, что только сейчас по большому счету чувствует себя музыкантом, который что-то умеет – и это не скрыть: видно, с каким упоением он семенит по кнопкам баяна, какое огромное удовольствие получает от общения с ним. Он выглядел как изголодавший по музыке маэстро, который переживает вторую молодость. На «Старом Джоне Белле» дядя Федор, умудряясь при этом солировать, пустился в такой задорный пляс, что сам Кустурица бы засмотрелся. Не было сомнений, что Джон Белл - это он: «С каждой минутой похоже/ Становится все моложе». И что перед нами разворачивается уже совсем другая история. Это раньше, в «Школе жизни» «старый дворник во дворе» вешался, а теперь он бы непременно как-нибудь оклемался. Такой Федор Чистяков – совершенно новая, непознанная еще его слушателями глава в истории этого артиста. Глава, которая пишется ровным, красивым, радующим глаз почерком, но, по большому счету, только начатая. Поэтому темные очки очень кстати – там, за ними, прячется загадка.
Он едва успел удалиться за кулисы, как гитарист взял мотив из «Цикория». Пока Чистяков менял образ – снимал очки, переодевался из рубашки в знаменитую тельняшку, – казалось, время перематывается в обратном направлении. Он вернулся и спел о том, что «мы все сошли с ума». К старому диагнозу была живая иллюстрация – на сцену вылетел бесноватый полуголый меломан, который успел несколько секунд подергаться в конвульсиях, пока реагировала охрана.
У Чистякова на происходящее была нулевая реакция, но этот пустяк, привычный для рок-концертов, был странным, неожиданным ответом на вопрос, который сам собой возникал перед концертом: «А как эти старые песни прозвучат? Не как унылое ли ретро?». Происходившее после показало нелепость этих подозрений. У абсурда, драматизма, горькой иронии, искренности и особого изящества песен Чистякова нет срока годности. Весь советский антураж, злободневные вехи, расставленные в их текстах – все эти докторы Хайдеры, улицы Ленина и коммунальные квартиры – не запылились. И не потому, что коммунисты до сих пор в Раде (хотя и поэтому тоже), а потому, что дядя Федор, хотел того или нет, изначально копал глубоко: коммуналка – не форма жилплощади, а способ человеческого сосуществования; улица Ленина проходит не через город, а через мозг. Жаль, собственно, что «Улицу Ленина» он исполнил в каноническом варианте, а не в новом, который «20 лет спустя». Там как раз речь о том, что «я снова пою на улице Ленина».
И все же одного в этих песнях не было – прежнего угара. Чистяков, как и Мамонов, присматривается к минувшим делам рук своих, притирается. Он признавался, что, к примеру, «Имя» смог играть снова только после того, как почувствовал, что может воспринимать всю ее боль отстраненно, переживать, не чувствуя себя идентичным ее лирическому герою. Оттого, видимо, ощущение, что нынешний дядя Федор проживает свои старые песни только на сцене – и не более. Постоянно чувствуется, что он что-то очень важное - точнее, самое главное, - держит в уме, оставляет за скобками. Играет по-настоящему, рубится до седьмого пота, не халтурит, - но без дикого огня в глазах. Весь блок старья он назвал «музыкально-литературным спектаклем о жизни Цикория» и все песни предварял комментариями: «так Цикорий ходил на танцы» (перед «Буги-вуги»), «потом ему понадобился доктор» («Человек и кошка»), «так он сошел с ума» («Северное буги/Имя». Подобную артистическую дистанцию в 80-90-е невозможно представить – просто потому, что тогда Чистяков во многом и был тем самым сумасшедшим Цикорием.
Этой дистанцией между собой нынешним и прежним объясняется и его селекция старого материала. Он не может петь по определению, по крайней мере сейчас, песни с нецензурными словами и легкомысленные наркоманские хиты. Так что зря публика в Доме офицеров улюлюкала и требовала «про индейца». По этой же причине не могла быть спета и «Иду, курю». «Я же сейчас не курю гашиш и не считаю это чем-то замечательным», - пояснял не раз Чистяков, и в контексте музыкального процесса ХХI века это звучит как реплика инопланетянина. Оказывается, человек, выходящий на большую сцену, еще может отвечать за свои слова. О том, какие очевидные дивиденды могло бы принести Чистякову исполнение упомянутых угарных шлягеров, говорить излишне. «Я присматриваюсь к своим старым песням», - признавался он. Еще есть к чему присматриваться – какие-нибудь «Я.Л.Ю.Б.Л.Ю.Т.Е.Б.Я.» и «Будет все хорошо» вполне к лицу нынешнему дяде Федору. Жаль только, эпического «Блуждающего биоробота» услышать шансов немного – слишком уж яркая и рельефная там матерщина.
Между тем, именно в песне о биороботе есть строчка, которая идеально описывает то, что случилось с ее автором: «Революция закончена, теперь дискотека!». Дискотека с диджеем Чистяковым, разумеется, особого свойства. Об этом и была третья часть концерта. Он снова на минуту удалился за кулисы, вернулся в белой рубахе и светлых брюках и спел «Когда проснется Бах». Он мог бы сказать перед этим: «А потом с Цикорием приключилось вот что». Но не сказал, и слава богу – это было бы слишком театрально. Главное было понятно без объяснений: Федор Чистяков не обманывает, когда говорит в интервью, что задача, которую он себе ставит сейчас, - нести, пардон, людям позитив. В других руках этот позитив мигом превратился бы в пошлейшую веселуху, но у Чистякова не так - у него это чистейшая, не запачканная цинизмом радость. Надо видеть этот спокойный ровный свет на его лице, эту сдержанную мудрую улыбку. От которой, уж по крайней мере, в Доме офицеров, стало многим светлей.
Нет ничего странного в том, что в конце он перешел к детским песням на слова Успенского и Кружкова, - дети, как известно, до поры до времени почище взрослых. В «Мама приходит с работы» неожиданно врезался кусок «Инвалида нулевой группы». Неожиданно только с первого взгляда, потом все неизбежно срифмовалось с жизнью. Кусок из «Инвалида» обрамляла строчка, где сын объясняет маме причины бардака в квартире: «Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко». Помня о прошлом Чистякова, несложно додумать, что он, наверняка, имеет в виду и свои игры тоже. О том, кто в таком контексте подразумевается под Сережкой, каждый волен думать сам.
Только услышав на концерте в его исполнении «Старый клен», я понял, почему Чистяков за него взялся: «Отчего, отчего, отчего гармонь поет? От того, что кто-то любит гармониста». Слова «кто-то любит» он закольцевал в рефрен и акцентировано пропел раз десять, глядя куда-то поверх голов зрителей. Чистяков никогда не скрывал своей принадлежности к «Свидетелям Иеговы» и никогда его не выпячивал. У него хватает ума и вкуса не привносить в концерты элементов проповеди, петь «Бах», а не «Бог». Хотя его возвращение на сцену было во многом связано с выходом на НТВ программы об иеговистах, в которой он на свою голову согласился принять участие. Чистяков ясно и четко выразил свою позицию, а после назвал свой камбэк гражданской позицией. Он вернулся, чтобы открыто показать, кем он стал и чем дышит. Дабы не было глупых домыслов и досужих разговоров на тему того, что «а Федя-то малость того, свихнулся». Во-первых, не нам решать. А во-вторых, вот что я думаю: его концерт в Киеве 18 ноября – далеко не последняя по силе проповедь. К счастью, это было совсем не заметно.
Сет-лист концерта:
1. Ондатр
2. Старый Джон Белл
3. Мы были молоды и полны сил
4. Цикорий
5. Доктор Хайдер
6. Северное буги/Имя
7. Коммунальные квартиры
8. Улица Ленина
9. Буги-вуги
10. Человек и кошка
11. Ехали по улице трамваи
12. Когда проснется Бах
13. Подледный лов
14. Полет на Луну (инструментал)
15. Старый клен
Бис:
16. Мама приходит с работы/Инвалид нулевой группы
17. Медведь.
Игорь Панасов
опубликовано на сайте music.com.ua
http://music.com.ua/events/concerts/2010/11/20/32169.html