50 лет Федору Чистякову

Том Уэйтс говорил, что джентльмен — это человек, который умеет играть на аккордеоне, но никогда этого не делает. Главный баянист и горлопан русского рока, лидер группы «Ноль», сочинивший «Улицу Ленина» и «Настоящего индейца», — Федор Чистяков был джентльменом не всегда: на пике популярности «Ноля» он, кажется, не выпускал баян из рук, зато в иные дни переходил на гитару или совсем не занимался музыкой. В честь юбилея артиста Нет Not рассказывает о главных событиях и поворотах в жизни Чистякова — музыканта, уголовника, пациента психушки, свидетеля Иеговы, нонконформиста и эмигранта: от первых песен времен перестройки и клипов на деньги «МММ» Мавроди в 90-х до холодной войны с поклонниками, хитами «Ноля» и самим собой в 2000-х.

При всем обаянии талантливого самородка Чистяков не был самоучкой — как минимум начальное музыкальное образование он имел. Будущий «дядя Фёдор ходил в одну из старейших музыкальных школ Ленинграда — школу им. Римского-Корсакова, выпускниками которой были будущие лауреаты всесоюзных конкурсов и, например, Эдуард «Тро-ло-ло» Хиль. И всё же в старших классах Чистяков чаще брался за гитару, грезил рок-группой и писал с одноклассниками скабрезные тексты.

В 1985 году мечта сбылась: пока родителей не было дома, Чистяков и Со записали на магнитофон полтора десятка забористых песен, суть которых укладывалась в названия: «Баллада об унитазе», «Аборт», «Смерть водопроводчиков» и так далее. Через год школьное панк-трио «Scrap» сменит название на «Ноль» и придет в кружок звукозаписи, где промышляла подпольная студия Андрея Тропилло, в которой не первый год творили «Аквариум», «Кино» и «Алиса». Группа решила довести начатое дома до конца — записать альбом по-взрослому. Шутки ради Чистяков берется за баян и за полчаса сочиняет издевательскую скороговорку «Инвалид нулевой группы» — первую песню в истории русского рока, где солирующим инструментом был баян. Через полгода магнитоальбом «Музыка драчёвых напильников» был готов.

Несмотря на сырой звук и угловатые аранжировки, пленка начиналась с органа — хулиган Чистяков вставил в альбом запись Баха. «Токката и фуга ре минор», ставшая позже известной по заставке телепрограммы «Человек и закон», прерывалась на 20-й секунде нехитрыми зарисовками в стиле Майка Науменко. Меньше через год «Ноль» войдет в Ленинградский рок-клуб и произведет фурор: на вчерашних школьников с открытым ртом смотрели Гребенщиков, Кинчев и тот самый Науменко. «Ноль» объедет половину Европы и воплотит идеальный вариант русского рока на экспорт: веселый, чумазый и лихой рок-н-ролл в косоворотке. Впрочем, эта же формула сработала и в отечестве: успех раннего «Любэ» с его народным рецептом счастья — «баня, водка, гармонь и лосось» — это во многом продолжение тем и образов, поднятых со дна коллективного бессознательного именно Чистяковым.

В 1991 году, после двух двух лет гастролей и ярких альбомов, в которых среди отпетой чернухи был 11-минутный древнерусский прог-рок, северное буги и легкая эротика, — вышла самая известная пластинка группы «Песня о безответной любви к Родине». В десяти бессмертных песнях Чистяков изложил свою версию рая: кайф всегда и везде. Лирический герой «Ноля» шатался по городу, дымил и, медленно трезвея, влюблялся во всё вокруг. Не догадываясь о том, по заветам «дяди Федора» теперь живут, судя по их песням, топовые русские рэперы — не ночуют дома, вейпят на каждом шагу и предлагают всем свой огромный бургер прямо в такси. И каким бы сомнительным не было это достижение, но лучшие оды гедонизму и жизни в своё удовольствие принадлежат всё-таки Чистякову: одна «Иду, курю» одновременно открывает и закрывает тему. Ранний Шнуров, весь альтернативный шансон от «Конца фильма» до «Аффинажа», новомодные рэперы-щеглы и нынешний Нейромонах Феофан с его балалайкой на танцполе — как ни крути «Ноль» первым скрестил кондовый сельский балдеж в лаптях с заморским звуком. А Чистяков первым спел «возвращаюсь раз под вечер, накурившись гашиша», срифмовал «эх, рок — говнорок» и переложил светлую печаль Венички Ерофеева на ноты.

Хиты «Иду, курю» и «Человек и кошка» обзаводятся клипами, снятыми на деньги финансовой пирамиды «МММ»; снимает их та же, команда, что запустила первый в России рекламный минисериал — про поддатого охламона Леню Голубкова, вложившего последние копейки в «МММ» и вмиг разбогатевшего. И клипы, и ролики имеют оглушительный успех: вклады поступают, альбом распродается.

Следующий — и последний — альбом «Полундра!» вывернул «Ноль» наизнанку: в русском роке не так много пластинок, которые действуют настолько угнетающе. Всё так же одержимый баяном Чистяков рвет глотку и инструмент, проклиная судьбу, поколение и страну. «Ну надо же так ебануться», — подытоживает он под конец записи. Теперь слушателю достались десять песен о страдании, боли и отчаянии. Чистяков переживал душевный кризис и не особо его скрывал. Повода было как минимум два: первый — прикованная к постели больная мать рушила все карьерные планы «дяди Федора», вынужденного после каждого концерта возвращаться домой с лекарствами; второй — конфликты внутри «Ноля». «Пиздец особенно близок» — предельно однозначно спел тогда Чистяков. К этому моменту он уже успел собрать и распустить проект «Чёрные индюки», обязанный своей славой песням вроде «Не могу кончить» и «Гуляли бляди». Как раз тогда «дядя Федор» без ложной скромности сообщит: «я и спеть смогу, и ебаться мастер». Ранний Шнуров, весь альтернативный шансон от «Конца фильма» до «Аффинажа», новомодные рэперы-щеглы — ну вы поняли.

Осенью 1992-го Чистяков переезжает с мамой на дачу Ирины Винник — музы едва ли не всего рок-клуба, а также любительницы конопли, грибов и водки. Она была последним человеком, видевшим Башлачева за день до его самоубийства; она же снялась в клипе про «Настоящего индейца». Чуть позже к ней, в Комарово, с горя и тоски подтягивается весь «Ноль». Запершись в небольшом доме, музыканты беспробудно пьют, а Чистяков вдобавок ко всему уходит с головой в бытовой мистицизм: Винник видится ему ведьмой и вселенским злом. Спустя месяц галлюцинаций и приступов агрессии он решает немедленно покончить с дачным адом, а именно — убить Винник. Берет нож, валит великую грешницу на землю и пытается перерезать ей горло. Кричащую девушку спасли, а Чистякова увезли в изолятор. На допросе маэстро объяснил свой поступок желанием очистить мир от скверны. Позже, прямо в камере легендарных «Крестов», где когда-то содержались Троцкий, Гумилев и Заболоцкий, он пишет сумбурную поэму об «искусительнице и блуднице». Следствие приходит к выводу, что музыкант не просто эмоционально истощен, а очень сильно не в себе и нуждается в принудительном лечении. Медики ставят диагноз «параноидная шизофрения». Такой же был и у Марка Чепмена, убившего в 1980-м году Джона Леннона. Чистякова переводят в психиатрическую клинику, куда раз в неделю приходят участники «Ноля» и тихо отпаивают его водкой. Оказавшись без вожака, музыканты героически записывают альбом «Бредя» и демонстрируют завидное присутствие духа — теперь они, смеются, «Ноль без палочки».

Спустя два года в изоляторе и психушке, не дождавшись буквально пары недель до конца лечения, «инвалид нулевой группы» сбегает от врачей. Позже выяснится, что Чистяков прочитал в клинике Библию, примкнул к «Свидетелям Иеговы» и вообще стал глубоко религиозным человеком. Так некогда неуправляемый лидер «Ноля», рвущий баян пополам и блюющий себе под ноги, в одночасье сменил образ жизни и отказался от вредных привычек: бросил пить, курить и материться. А главное — исполнять старые хиты, волей-неволей воспевающие эти пороки.

Но и этого было мало; Чистяков перестал петь — и песни «Ноля», и не свои. Зато вернулся в музыку с одним из самых умопомрачительных и несуразных альбомов-казусов в новейшей истории. Все ждали, что «дядя Федор» триумфально вернется и как встарь сбацает на баяне ядреный рок-н-ролл, а получили сборник авторских переложений средневековой музыки, песен советских композиторов и рок-легенд. Без какой-либо общей идеи или хотя бы сюжетного контура, связывающего композиции вместе, на пластинке буквально подряд шли инструменталы Баха, Альбинони, «People Are Strange» The Doors и — ААААААА! — «Лесной олень» Юрия Энтина. О том, что «Музыка драчевых напильников» тоже начиналась с Баха, разумеется, никто не вспомнил. И хотя критики убедились в духовном перерождении Чистякова, под его воскрешением они, кажется, подразумевали другое: переход от порочных песен к барочной музыке вызвал глухое недоумение. Тем удивительней, что спустя пять лет фрагменты пластинки появились в сериале Первого канала «Участок» с Сергеем Безруковым.

И вот когда, казалось бы, все смирились с новым Чистяковым, он вдруг собрал старых товарищей и анонсировал живые выступления. Классический состав, четыре заглавные буквы на афишах и баян на сцене — всё говорило о том, что пятилетний период небытия подошел к концу. Не тут то было: непреклонный Чистяков и Со не сыграли ни одного хита и держались отстраненно. Составившая исключение «Человек и кошка» и вовсе была спета будто в укор: вместо нетленных строк о целебном порошке, который привезет доктор, «и печаль отступит и тоска пройдет», Чистяков цедит сквозь зубы: «не поможет порошок и доктор не спасет». Так вставший на путь исправления «дядя Федор» впервые использует золотой фонд «Ноля» не как пропаганду наркотиков (отныне он воспринимал эти песни только так), а как средство для борьбы с ними же. Вместо душераздирающих истерик про бардак в коммуналках, угар за гаражами и дурь на даче звучит тишайшая «Темная ночь». Все снова в ступоре, включая музыкантов «Ноля»; после записи трех песен группа перестает существовать.

В 2000-х, сброшенный со счетов и ушедший с радаров Чистяков собирает проект «Bayan, Harp & Blues», в котором на блюз-роковый лад играет народные гимны вроде «Эй, ухнем» — с той лишь разницей, что там снова никто не поет. Раз в пару лет Чистяков выпускает концептуальные альбомы один другого страннее: сначала «Бармалей инкорпорейтедъ», в котором под классику рок-н-ролла от Чака Берри до Deep Purple звучат детские стихи Чуковского, Хармса и Милна; потом аудио-блокбастер «Ондатр» про похождения всемогущей зверюги; потом «Блюз кубинского негра», где Чистяков впервые перезапишет песню «Ноля» без участников группы и тем самым запустит ревизию всего наследия группы. Проекты ожидаемо ни к чему не приводят, и Чистяков снова уходит со сцены. Переключается с музыки на монтаж кино, снимает свадьбы и, по слухам, собирает видеоархив «Ноля»

Очередная пятилетка молчания неожиданно прерывается выходом фильма «Стиляги», в котором герой Сергея Гармаша горько и взаправду поет «Человека и кошку» так, что все снова готовы назвать Чистякова гением и отцом родным. Его вдруг начинает не хватать примерно всем, и «дядя Федор» сдается: берется за старый материал и готовит пластинку для самых преданных и верных. Мучительно погружаясь в «грешные» песни, он с трудом идет на компромисс и снова занимается подлогом: знакомые по форме песни мутируют в нечто противоположное по содержанию. Вместо теплых ностальгических приветов — едкие самопародии и искревленные цитаты. Так проект «Дежавю», начавшийся благодаря «Стилягам» в конце нулевых, перешагнул в новое десятилетие и превратился в постмодернистское эрзац-ретро. Чистяков до последнего сопротивляется давлению масс и своему же материалу, превращает песни в конструктор и меняет, как детали Lego, мотивы, строчки и названия. «Человек и кошка» получает уже третье прочтение, теперь это «Кошка и человек»; подобным зеркальным образом отражены примерно все песни — причем иногда в самоуничижительно ключе, как это происходит в «Улица Ленина. 20 лет спустя». Чистяков признается, что выбраться оттуда ему так и не удалось, хотя он давно переехал, но с колеи, по всей видимости, уже не сойти: придется петь про чертову улицу снова и снова. «Хорошо, хоть не улицу Сталина», — обронит он под конец.

При всей неоднозначности альбома сам приём сочинения давно созданных песен выглядит свежо: пока коллеги по цеху меняют аранжировки старых песен, играя их то в акустических «квартирниках», то в виде «симфоний» с оркестром, Чистяков создал прецедент возвращения к старым текстам, пусть давно опубликованным и широко распространенным, как к черновикам. На правах автора «дядя Федор» берет и меняет по своему усмотрению любой фрагмент и вносит самые безжалостные правки. Используя метафору самого Чистякова, можно сказать, что он подходит к старым песням, как к «инвалидам нулевой группы», и делает им необходимые операции, вставляет протезы и переливает кровь. Посыл простой: если в 40 лет тебе неудобно петь то, что ты сочинил в 20, пой то, что уместно сейчас. Как и следовало ожидать, суррогатные песни мало кого обрадовали.

Распрощавшись с грузом старых песен, главный баянист русского рока в кои-то веки сосредотачивается на новых — и не кавер-версиях (а ведь была и «Imagine» Леннона по-русски), не инструментальных сюитах, не детских считалках и не шлягерах. Два альбома исключительно свежего материала опять остаются без внимания. Связанный по рукам и ногам ретроманией, Чистяков плюет на всё: хотите «Ноль», как он есть, будет «Ноль», хотите «из старенького», вот вам «баян»: старые песни играются без каких-либо изменений, «Человек и кошка» звучит нота в ноту как 25 лет назад, разве что малость быстрее, «дядя Федор» снова резвый и разбитной. И всё-таки что-то не так: Чистяков переживает душевный кризис и не особо его скрывает. Повода как минимум два: первый — прикованная к постели больная мать умерла за несколько часов до концерта, о чем музыкант сообщит прямо со сцены; второй — конфликты внутри страны. Вышедшая на новый уровень влияния РПЦ инициирует гонения на «Свидетелей Иеговы», есть вероятность, что их признают экстремистской организацией. Чистяков пытается не замечать угроз, активно возвращается со старыми песнями на телевидение и выпускает сборник «Ноль +30», вдохновленный юбилеем его главной группы. Бесполезно: «Свидетелей Иеговы» запрещают в июле 2017-го, и находившийся на гастролях в США Чистяков принимает решение не возвращаться. Выходит трек «Убрать свидетелей».

Зная, «дядю Федора» и его способность умножать свои слова на ноль, надолго его не хватит.


опубликовано в паблике "Нет Not"- Магазин книг о музыке
https://vk.com/wall-122682378_1773

17.12.2017