Андрей Тропилло - Психоанализ мешает развитию рок-н-ролла в Петербурге
— Расскажи про компанию "Русско–немецкая музыка", которой ты руководишь уже несколько лет.
Андрей Тропилло: — Предприятие "Русско–немецкая музыка" организовало производство компакт–дисков в Германии. Эти диски не могут быть использованы на западном рынке, они сориентированы в первую очередь на российского потребителя. Названия песен и многое другое пишется не только по–английски, но и по–русски.
— Каков на "Русско–немецкой музыке" объем производства?
А.Т.: — Мы выпускаем разнообразную аудиопродукцию, но меньше, чем хотелось бы. Издан практически весь золотой фонд рока, очень много различных альбомов... И все они сопровождаются переводами на русский язык. Едва ли я смогу их все перечислить... Можно и больше выпускать, но очень мешают экономические проблемы. Диски, которые мы выпускаем, соответствуют российскому авторскому законодательству, закону по правам потребителей и административному кодексу.
— Однако именно тебя давно уже считают едва ли не главным пиратом в России...
А. Т.: — Я про пиратство уже неоднократно рассказывал. При этом я всегда стараюсь объяснить, что пиратство, конечно, есть, но на самом–то деле есть проблемы, связанные не только с пиратством, а с тем, что под видом борьбы с пиратством, под дымовой завесой борьбы с пиратством процветают жестокий монополизм, который под видом этой как бы борьбы является, по сути дела, точно таким же пиратством. Сегодня найти на отечественном рынке непиратскую продукцию почти невозможно. Есть оформленное пиратство, а есть неоформленное. Есть дорогие пиратские диски, а есть дешевые. Поскольку народ у нас небогатый, я стараюсь, чтобы диски "Русско–немецкой музыки" были дешевыми. Можно и "распирачивать" диски...
— Что ты имеешь в виду? Уж больно термин непривычный!
А.Т.: — Если диск появляется на территории России и я плачу за него авторский гонорар и подаю соответствующую заявку, то я могу использовать репертуар в виде механической записи. И наша компания это "распирачивание" производит, "распирачено" уже более 2000 наименований — то есть все, что "Русско–немецкая музыка" выпустила. Диски, которые были ввезены в Россию как чисто левые, после выплаты авторского гонорара и подписаны с РАО соответствующего лицензионного соглашения, выплаты денег и нанесения специальной лицензионной марки — они становятся вполне законной продукцией, произведенной на предприятии "Русско–немецкая музыка". С пиратством надо не бороться, его нужно регулировать. Если бы органы правопорядка знали, что диски (и английские, и японские, и китайские) не могут на территории России продаваться без лицензионных марок, то было бы очень легко отличить лицензионную продукцию от нелицензионной. У ни у кого не было бы проблем.
— А что ты можешь рассказать в связи с болгарским пиратством?
А.Т.: — Я немало знаю про болгарское пиратство. Я даже специально ездил в Болгарию и лично знаю многих производителей. Болгарское пиратство основано на одном странном факте и поэтому процветает. Дело в том, что в Болгарии официально запрещено ввозить на ее территорию какие–либо компакт–диски. Болгары практически загнали эту проблему в подполье, а все подпольное, как известно, очень хорошо начинает развиваться.
— А что делается в Китае?
А.Т.: — Про Китай у меня меньше сведений, в Китае в основном делают си–ди–ромы. И еще есть 51 завод по производству компактов, но все эти заводы имеют не слишком хорошую технологию. Соответственно чрезвычайно низкое качество дисков. А вот в Болгарии оборудование очень высокотехнологичное, поэтому и качество безукоризненное. Хотя и брак порой бывает... В принципе, компакт–диск так устроен, что он не может звучать хуже или лучше. Он просто может или звучать, или не звучать. Когда говорят, что какой–то компакт–диск плохо звучит, то это значит, что он просто был плохо записан. Раньше нередко компакт–диски переписывали с винила или через аналоговые выходы. То есть сначала информацию расцифровывали, а потом обратно зацифровывали. Это приводит к искажению звука. А современные методы репликации вообще не подразумевают доведение звука до аналога, цифра переписывается один в один, и никаких искажений быть просто не может.
— Как у твоей студии Антроп обстоят теперь дела со звукозаписью?
А.Т.: — Работают две студии Антроп. Одна в Питере, на Большом проспекте Петроградской стороны, а вторая — в Москве. Питерская студия очень недорогая, там записываются многие группы — ЮГЕНДШТИЛЬ, Слава Задерий, НАРОДНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ, ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ... К сожалению, многое из того, что я записываю для поддержки боевых рок–н–ролльных сил Петербурга, потом нередко издается пиратским образом на московских лейблах. Противно, не хочется даже об этом говорить... Поэтому я за регулируемое пиратство, как в Германии: пожалуйста, печатай, столько плати процент.
— Ты вроде бы собирался провести фестиваль "Рок против Фрейда"?
А.Т.: — Могу рассказать, почему появилась эта идея. Студия, которая находится в Питере, расположена в одном здании с институтом психоанализа. Поэтому студию очень часто пытались изгнать. До серьезных разборок дело, к счастью, не дошло. А сам психоанализ — это не медицина, это вообще штука сомнительная, психоанализ разбирает душу на части, а обратно не складывает. Для меня психоанализ не наука, а нечто темное, околонаучное. Поэтому фестиваль должен был пройти, чтобы показать, что психоанализ мешает развитию рок–н–ролла в Петербурге. Сейчас проблем у студии стало меньше, поэтому необходимость этого фестиваля временно отпала. Но мы все равно его проведем, ведь психологическая необходимость все равно есть.
— Как ты относишься к современному российскому року?
А.Т.: — Сегодняшняя российская рок–музыка, на мой взгляд, как бы топчется на месте. Нашему поколению все–таки повезло. Может быть, это будет по–стариковски звучать, но недаром у Бориса сказано: "Мы росли в эпоху такого напряга, что любое устройство сгорает на раз...". Действительно, мы учились в школе, но уже ждали выхода новой пластинки BEATLES, ROLLING STONES, а потом, попозже, — LED ZEPPELIN и т.д. Короче говоря, мы выросли в то время, когда русская рок–музыка реально цвела и когда она оказалась самым сильным проламывателем железной стены. Такие мэтры, как Гребенщиков, Науменко, во многом трансформировали на русский золотой западный репертуар, принеся, разумеется, свои слова и свои образы. А потом они на базе западного репертуара создали чисто русский репертуар, который уже не был переводом, а являлся новым явлением. Майк и Боб обогатили и текстовую, и музыкальную культуру. И до тех пор, пока шло слияние Запада и Востока, все развивалось очень интересно. А потом западной рок–культуре шоу–бизнес сломал шею. Первой ласточкой этого стало появление диско–музыки. Взрыв рока был не чисто музыкальным явлением, это расширение сознания. Поколение, которое создавало настоящую рок–музыку, было во многом продвинутым. А вот в дальнейшем по целому ряду причин стал ослабевать идеологический и музыкальный напор рока. Когда я понял, что и на русском языке можно делать нечто подобное западному року, мной и была создана студия. Вокруг нее сплотились музыканты — АКВАРИУМ, ЗООПАРК, Курехин... Все они и создали прорыв, пробили стенку. Я могу однозначно сказать, что не будь в те годы моей студии и всех наших питерских музыкальных новаций... Москва? При всем моем уважении к Макаревичу, все, что он в те годы желал, это такой совковый вариант... И когда музыка МАШИНЫ ВРЕМЕНИ превратилась в такой жесточайший совок — что ж, это вполне закономерно. Первые рок–авторы прожили в своей жизни как бы два поколения, они были и переводчиками, и обогатителями. Пробивание изоляции привело к сильнейшему всплеску рока! Как правильно заметил Курехин, культуры развиваются по–настоящему тогда, когда они в изоляции. А потом появились музыканты второй волны — Цой, Борзыкин. Потом третья волна — ЧАЙФ, ДДТ... А дальше уже были другие поколения и другие волны. Современное поколение уже как бы не вспоминает, откуда ноги растут, и пользуется какими–то обрывками информации, причем эти обрывки и кусочки втоптаны в современное дерьмище, во все эти рейвы... Я ничего против рейвов не имею, но просто хочу сказать, что они по сравнению с той культурой, в которой мы росли, очень убоги. Ведь для того чтобы приторчать как следует под рейв–музыку, надо покушать возбуждающих веществ, типа экстази. Не расширяющих сознание... Современная танцевальная музыка — она очень мало информативна. Сегодня в основном довлеют денежные отношения. Доминирует московский подход. Хотя и в Москве есть немало замечательных музыкантов. Сейчас наша музыка ничем не обогащается, она опять изолирована, поэтому развития быть не может.
—Унылая ситуация...
А.Т.: — Нет моста. Наша рок–культура опять нуждается в мощнейшем вливании идей и музыкальной культуры с Запада. Если создать совместную американо–российскую структуру, то она бы могла очень оживить и обогатить наш музыкальный свод. При всем том, что в Штатах 96 процентов музыки — это музыка для домохозяек, но зато 4–то процента там музыки настоящей! В Нью–Йорке 1500 музыкальных кафе, в которых играют отличные музыканты! А где это у нас?
— Где–то...
А.Т.: — У нас тоже немало отличных музыкантов, но они находятся сейчас в своеобразном подполье, а процветает исключительно дерьмище. Киркоров, Гулькина... все это помойка, по моему мнению. Из моей студии вышло немало молодых музыкантов, теперь они уже, разумеется, не очень молодые — Леша Вишня, Алексей Лебединский... Я могу, например, объяснить, почему Лебединский поет "толстым" голосом — потому что он, когда был совсем мальчиком, был мною подсажен на Тома Вэйтса. Опять же из моей старой студии вышли ОПАСНЫЕ СОСЕДИ, МЛАДШИЕ БРАТЬЯ (в дальнейшем ПРЕПИНАКИ, — прим. авт.). Да, было бы интересно создать мощную совместную структуру, открыть еще студии, наладить конкретную работу, приглашать для совместной деятельности западных музыкантов. Например, с Томом Вэйтсом было бы любопытно что–либо сделать...
— Раз уж ты вспомнил о питерских группах, связанных с твоей студией, то вспомни заодно о группе НОЛЬ... Как ты относишься к тому, что Федор Чистяков делает сегодня?
А.Т.: — Да, Федор Чистяков тоже мой ученик. Он пришел, когда еще учился в школе. Сначала он играл на гитаре, баян появился у него весьма случайно. Да и ансамбль появился благодаря случайности: нужно было, записать в студии органную партию, но органа в студии не было, и Федя принес баян. А потом было 8 Марта, и поскольку в Доме пионеров, где находилась студия, всегда устраивались танцы, то меня попросили озвучить праздничный вечер. В свою очередь я попросил Федю. Пришли ударник, бас–гитарист и Федор. И я попросил их сыграть "На сопках Манчжурии" и какие–нибудь более быстрые вещи. Они стали играть. И я услышал, как все звучит с баяном замечательно, и понял, что баян просто создан для рок–н–ролла. Поэтому на следующем занятии я сказал ребятам: "Все, гитару вы больше не используйте, теперь будете играть в составе с баяном". А то, что Федор делает сейчас... Я думаю, что морализация, которую он теперь проводит, — она не нужна. Думаю, что это пройдет. Я не хочу сказать, что Федор повторит свои успехи прошлых лет, но все равно должно быть что–то другое. То, что раньше писал Федор, было во многом гораздо более христианским, чем то, что он играет сейчас. Другой вопрос, что эта форма его довела потом до определенных вещей, и поэтому теперешняя форма ему кажется антитезой... Но это его заблуждение. Думаю, что и этот этап все–таки пройдет... И появится некая новая феня, и, наверное, она будет интересней... То, что Федор делает сейчас, я просто стараюсь не слушать. Я слушаю то, что мне нравится. А Федор — ну, это как бы третье или четвертое поколение в питерском роке, и он играл гениальную музыку. Если говорить о чисто музыкальном русском явлении, то в российском рок–н–ролле у нас нет ничего, подобного Федору. Поэтому я не могу поставить рядом с ним ни Гребенщикова, ни Майка. Но Майк — он отец русскоязычного блюза, и у него были настоящие блюзы, а не подделки под них, это блюзы и по форме, и по содержанию. В этом его никто не догнал и никогда уже на догонит, потому что время уже ушло...
— Сегодня к тебе обращаются молодые музыканты?
А.Т.: — Когда мне теперь приносят кассеты, я не тороплюсь их слушать. Хотя по–прежнему очень много молодых исполнителей обращается. Вот недавно появился интересный коллектив, они назвались КЛАВА ИНТЕРНЕШНЛ; издеваясь над ИВАНУШКАМИ ИНТЕРНЕШНЛ, обстебали всю современную попсу... Достаточно грамотно все сделано. Вообще–то студий должно быть больше, вот в Москве моя студия тоже вовсю работает, приезжают люди из разных городов, например, из Тюмени. Я очень надеюсь, что компакт–дисковый завод, который я сейчас строю, позволит на заработанные деньги записывать нормальную музыку, а не то говнище, которое в больших объемах изготавливается в удельном княжестве Москва. Поэтому будем бороться — и я, и те музыканты (а их немало!), которые хотят делать музыку! Пусть нету сейчас коллективов, которые могли бы доминировать, как это было в 80–е, но интересных групп все–таки достаточно.