Духовная музыка Федора Чистякова

БАЯН - ОДИН ИЗ НАИБОЛЕЕ СОВЕРШЕННЫХ И РАСПРОСТРАНЕННЫХ ВИДОВ ХРОМАТИЧЕСКОЙ ГАРМОНИ. НАЗВАН ПО ИМЕНИ ЛЕГЕНДАРНОГО ДРЕВНЕРУССКОГО СКАЗИТЕЛЯ БАЯНА (БОЯНА). "ГАРМОНЬ - КЛАВИШНО-ПНЕВМАТИЧЕСКИЙ ДУХОВОЙ ИНСТРУМЕНТ. САМЫЙ СОВЕРШЕННЫЙ ВИД ГАРМОНИ - БАЯН..." МАЛЫЙ СОВЕТСКИЙ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ. М., 1986".

Аркан 21 священной книги Тота имеет традиционное название - "Безумный", числовое обозначение - ноль. Это великий символ Таро, входящий в триаду Великих Арканов. Символическое его изображение следующее.
Вершина горы. На ней стоит человек, у ног его - пропасть. Он одет в шутовской наряд, но одежда его стара и ветха. На голове - дурацкий колпак. Его глаза открыты, но глядит он не на обрыв, а в сторону. Он не замечает крокодила с открытой пастью, который притаился за обрывом, не чувствует, как в его ногу впился злобный пес, раздирающий его платье. В правой руке Безумного - посох, на который он не опирается и которым даже не пытается отогнать собаку. Левой рукой Безумный придерживает конец палки, на которой за его плечами подвешен большой мешок. В мешке лежат атрибуты мага: меч, чаша и сикл. У ног его лежит поваленный обелиск с письменами, но и его не видит безумец. "Аркан Ноль есть учение об источнике бытия всего, лежащего выше, чем самый принцип разума, поэтому раскрывается он в виде совокупности крайних противоречий. Горняя высь одинаково может свидетельствовать как о господстве над землей, так и об отчужденности от нее. На краю обрыва стоит Путник, но кто может сказать, стоит ли он перед концом долгого пути или скоро погибнет в бездне. Он одет в лохмотья, но разве они не украшают одинаково пророка или бродягу? Он смотрит вдаль, как бы не видя пропасти у своих ног, что одинаково может указывать как на безумство Путника, так и на достижение полной власти, для которой опасности быть не может. Свой мешок Путник несет как ненужный скарб, потому ли, что не знает об истинной цене ноши или, напротив, знает слишком много, чтобы ощущать необходимость в этих внешних признаках власти. У обрыва лежит во прахе обелиск, эмблема и хранитель мудрости, но Путник не смотрит на него. Может, как глупец, не знает цены ему или он ведает то, о чем гласит обелиск, а потому для него он лишь мертвый камень? За обелиском виден притаившийся Тифон, огромный крокодил с отверстой пастью; одежды разрываются псом, но Путник не обращает на это внимания: потому ли, что он не понимает опасности, потому ли, что пренебрегает ею... Ясные, определенно сознаваемые грани Аркана Ноль расчленяются на бинар: безумец - совершенный маг..." (В. Шмаков. Священная книга Тото. Великие Арканы Таро).
Древнеегипетские гадальные карты Таро несут в себе сокровенное знание, а их огненные блики ложатся на события и людей, не подозревающих об их существовании и смысле.


Федор Чистяков вышел на сцену в снежно-белой рубашке с небрежно засученными рукавами. Опустился на стул и обнял свой старый баян, обратив к залу бледное юное лицо с тонкой улыбкой. А зал, как стоглавая гидра, двигался, дышал пивом, стучал сотнями ног. На миг все притихли. Никогда еще зал Горбушки не был так чудовищно полон. Билетов с указанием мест не стало сразу после первого объявления о концерте. Потом закончились места между проходами, проемами, во всех закоулках, щелях и впадинах. Впервые за три года, после зловещего молчания и ужасных слухов, легендарная группа "Ноль" выступала в столице... Действительно, на сцене находились и "Дядя" Федор Чистяков, и Алексей "Николс" Николаев, и Георгий "Гоша" Стариков, и Дмитрий "Монстр" Гусаков. Был и Петр Струков, известный по группе "Дети", с балалайкой, по которой, как змей, извивался электропровод. Однако на афишах и флаерсах все это именовалось сольным проектом Федора и... "Оркестра электрического фольклора".

Выступление было приурочено к выпуску фирмой Fee Lee нового альбома Чистякова. Его сover photo - россыпи осенней листвы, словно подернутые утренним инеем, на них раскрытые, будто измятые, синие мехи баяна. Рядом, на корточках, в серой курточке, Федор, со стрижкой и взглядом, направленным за пределы кадра. Ожидание... И ниже, черным по белому, надпись: "Когда проснется Бах". Его он записывал без своих старых друзей, с новыми, среди которых заметен был Андрей Магдич. И только Петя Струков ("Дети"), как свидетель бывшей жизни, присутствовал там.
"И вновь зашумят леса,
И радостные птиц голоса
Вновь зазвучат в его ушах,
в которых так долго стояла тишина.
И снова двадцать лет.
Какая это радость - видеть свет,
Когда так долго стояла темнота".

Но несмотря на эту песню, альбом тих и печален, виртуозные пассажи баяна приобрели готические краски. Хоральные прелюдии Баха закономерно воплотились в духовых аккордах чистяковского баяна. Его любовь к наивным, красивым песням детства отразилась в исполнении "Лесного оленя". В ткань концерта были введены еще "Землянка", "Снегопад" и "Старый клен". Его поклонение Doors проявило себя в уникальной трактовке People Are Strange, да и adagio Albinoni, душевно исполненное Федором, также завершало собой альбом Doors "American Prayer".

Когда-то, в начале девяностых, "Ноль" выступал в Нюрнберге. Не там ли, под сводами готического собора, где проходил концерт, заглянул "Иоганн Себастьянович Бах" в кровоточащую, безумную душу Федора Чистякова, прошептав с каменных вершин свою Choral Prelude 745. Тогда лавина баянной энергии "Ноля" перевернула зал, закрутила его в кипящем водовороте, откуда слышались несвязные крики и возгласы на немецком языке. Немецкий восторг и немецкая ненасытность буквально разломили баян Чистякова, и он распался надвое, обмякнув ребристыми жабрами мехов.

Так же, как тот разломленный баян, распалась на части перед глазами отечественной тусовки жизнь Федора Чистякова - удивительная жизнь лихого парня в шинели, тельняшке, предводителя знаменитой анархической группы "Ноль", привившей русскому року забористое пение баяна. В голосе Федора, то резком, то протяжном, звучат природно-знакомые гармонии русских "страданий" и балаганная лихость райка, там пляшут медведи с кольцами в ноздрях, продавцы носят квас и сбитень, Петрушка бьет по морде Полишинеля, все выпивши, а дети сосут сахарных петухов.

Каждый, кто избирает сцену, превращается сначала в шута, а потом и в мага (когда публика, переполняясь его искусством, начинает ему поклоняться и готова выполнять его приказы). И только идеальный шут и совершенный маг не бывает увлечен своей властью или гримасами. Его путь не виден простому глазу, он таинствен и скрыт от нас облачной грядой вокруг вершины.
На дворе стоял 1986 год, когда Федя Чистяков, Леша Николаев и Толя Платонов заканчивали десятилетку в славном городе на Неве, одновременно записывая на студии Андрея Тропилло десять песен под общим названием "Музыка Драчевых напильников". Собственно, на всех инструментах играли двое: Федор и Николс. Платонов же выступал как соавтор песен. В этом малом составе и была запечатлена фундаментальная вещь - "Инвалид нулевой группы".
"Я научу вас петь и играть,
Я научу вас любить и страдать,
Я научу вас мечтать и дружить,
Я научу вас думать, научу жить,
Я научу всему тому, что не могу сам,
Но я хочу, хочу, хочу, хочу, хочу!"

Тропилло язвил, что это песня про Федину маму. Но не все так просто. Двойное значение - соседство противоположностей - здесь уже заявлено. Инвалиды того времени были людьми официально почитаемыми: им вне очереди выделяли жилплощадь, путевки. Самой льготной группой считалась первая. Такие уже имели право на "Запорожец".

Нулевая группа - это и высшая степень заслуг, и предельная мука, повреждение, граничащее со смертью, и уход от ответственности - бытие и небытие вместе, бездна и горный пик, затянутый облаками.
"Нулевая группа" - так поначалу назвали себя музыканты - скоро превратилась просто в "Ноль". А ее "инвалид", с баяном, "пластмассовой рукой и деревянным глазом", запел гневные песни о своей погубленной жизни.

После "Драчевых напильников" Чистяков почувствовал себя автором, и следующая запись - "Сказки", 1990 - уже готовилась как альбом. Сразу за ним появилось и самое сложное в музыкальном отношении произведение "Ноля" - "Северное буги", лучшая композиция с которого, "Коммунальные квартиры", (эта песня не входит в альбом "Северное буги") в концертном виде превратилась в безумное, потрясающее шоу, сводившее с ума толпы зрителей, да, похоже, и самого Федора Чистякова.
В тренировочных штанах, заправленных в носки, в домашних тапочках, рваной тельняшке и накинутой на плечи шинели, он распахивал баян, вспыхивавший в свете прожекторов никелем и перламутром, окидывал мутным, невидящим взором пространство перед собой и... шагал в пропасть, в волчью нору. Дурацкий, пьяный наигрыш баяна в первых аккордах сплетался с мощными барабанными ударами Николса и напористым басом Монстра. Резкие крики и завывания чистяковского голоса чередовались с мелодичными пульсациями баяна.
"Злые люди в туалетах бьются о стульчак
И корявыми руками дергают рычаг.
Нет воды и нету света, нет здесь ничего..."

Ритм то усиливался, сбиваясь в синкопы, то замедлялся насмешливым маршем. Баян пел, как душа, потерявшая тело. Сцена распадалась на куски. Страшная истерика затапливала зал. Все видели грязь ненависти, видели и красоту гибели в ней человека и мечтали погибнуть вместе. Конец, конец!
Подобное происходило когда-то и на концертах Джима Моррисона. В его влиянии на толпу была та же власть, та же магия. Иногда Федор очень походил на Моррисона внешне. У них был одинаково отстраненный, мутный взгляд, и в обиходе они вели себя как большие негодяи, безудержно отвязные, абсолютно неуправляемые.

Невозможно представить двух этих людей способными эксплуатировать свою славу годами, выжимать из былых успехов деньги и почитание. Наоборот, едва достигнув полной власти, они легко расстаются с ней, и со стороны это выглядит глупо. Но они безумны, как юродивые. Они пророчествуют ухмыляющейся толпе и снова уходят в себя, вступая в тайный разговор с Создателем Мира. Ибо перед ним ответственны, только его суд и похвалу принимают.

Федору очень нравилась личность Моррисона и его музыка. Песня "Кислотный дождь" навеяна мелодикой Doors, а ее текст - почти единственный пример любовной лирики у Чистякова:
"Запах теплого хлеба струится
От твоей русой косы.
Погляди, какие серые лица
С газетной глядят полосы.
Раки в желудках, камни в почках
Будь ты пьяница, будь ты вождь.
На каждом из нас расставит точки
Каплями летний дождь"

Федор носил и майку с надписью Doors. Но не любил читать, в отличие от Джима. Каменный обелиск с письменами лежал у его ног в пыли, и он не замечал его.

На самом деле стилистически его музыка по-настоящему близка - особенно во впечатляющих баянных соло, в импровизациях - основателям симфо-рока, группе Emerson, Lake & Palmer. Органные пассажи Эмерсона органично перерастают в баянно-духовые переборы современного наследника рок-культуры семидесятых. Синкопы, внезапная смена ритмического рисунка, некая помпезность мелодий - все это от Emerson, Lake & Palmer, а не от Doors.

Спустя полгода после записи "Северного буги" Федор вдруг решил, что "Ноль" пора распускать. Простившись с музыкантами, он позвонил Коле Фомину из группы "Время Любить" (потом - "Маньяки", "Брень Дрень") и предложил играть вместе в проекте с очень "удачным" названием - "Черные индюки". С самого начала Федор хотел быть только баянистом, поэтому петь стал Силя из группы "Выход". Результатом такого союза (и попытки бегства Федора от своей судьбы) стало произведение с ярким названием "Говнорок", 1990. Силя, послушав в очередной раз свежую запись, так устыдился, что стер оригинал. Конечно, после этого ему пришлось уйти. Но Чистяков продолжал упорствовать, "Индюки" выступали, однако петь там пришлось самому Федору. Тянулось это безобразие недолго.
Собрать разных людей вокруг музыкальной идеи не получилось. Люди хотели собираться вокруг Федора и, когда это вновь произошло, "Ноль" выпустил в свет на Feelee свой самый знаменитый альбом - "Песня о безответной любви к Родине", 1991. Этот шедевр, песни с которого Чистяков не погнушался исполнить в последней сольной программе, содержал в себе такие жемчужины, как "Человек и кошка", "Ехали по улице трамваи", "Песня о настоящем индейце", "Иду, курю", и навечно был запечатлен в народной памяти и народном сердце, которое, как известно, любит до гроба. "Песни о Родине" еще и очень добрые, насколько добрым мог быть тогда Чистяков. Он словно помирился с кем-то или с чем-то в душе, до тех пор источавшей проклятия. Стал не страшен, но прост, забавен, афористичен.
Федор жил в небольшом дачном местечке под Питером и не на шутку был увлечен грибами. Нередко, посиживая перед пакетом, он глотал их горстями, как чипсы. Да, он принадлежал к другому поколению. Старая гвардия русских рокеров предпочитала портвейн. Новые же люди плохо относились к жидкостям, им больше нравился сухой продукт.
На той же даче, витая в облаках прозрений, Федор поссорился с очень загадочной девушкой, похожей, как говорили, ни много ни мало на ведьму. Она занималась различными вещами - например, любила рисовать странные картинки , такие как ставшая потом официальным label фирмы "Отделение Выход", издателя большинства CD группы "Ноль". Эта ссора завершила собой дачный период Федора Чистякова. В Москве на деньги Бахыта Килибаева, режиссера роликов "МММ", "Ноль" начинает записывать свой последний альбом "Полундра", 1992.
"Столько дней ушло на тупую игру!
Я искал счастье, я залез в нору.
Я метал икру - все ушло в дыру.
Мне нечем платить.
Я не останусь в долгу!
Крутится рулетка, играет джаз -
я проиграл..."

Запоминающаяся песня "Я проиграл" - эпиграф ко всему альбому, полному ненормативной лексики. Известно, что существовало три варианта "Полундры". Официально издан был самый умеренный. Написанный материал должен был заполнить два CD - первый двойник у отечественной группы! Так бы и произошло, но Федор вдруг вскипел, обложив разными словами затею с записью, развернулся и уехал в Питер. Группа отправилась за ним.

Чистяков был очень беспокоен и одновременно поглощен некой идеей. Он не мог спокойно сидеть, стоять, находился в постоянном движении. Никому не дано было прочесть его мысли. Но трепетали многие. А Федор готовился к ритуалу.

И некоторые помогали ему, не подозревая об этом. Одна из знакомых Федора по его просьбе вышила ему рубашку, кто-то поделился кривым киргизским ножом... И наступил день, когда Федор Чистяков облачился в эту красивую рубашку и взял с собой нож для разделывания баранины. Он поехал за город, на дачу к той рассорившейся с ним девушке.

Все, что произошло потом, многим известно. Нож оказался тупым и лишь сильно расцарапал ей горло. Она вышла из больницы на второй день. Но Федор в ту пору уже находился в Крестах. Потом был судим, признан умалишенным и отправлен на принудительное лечение.

СТАЛО СТРАШНО ТИХО, и только ветер обдувал камни вершин. Путник, сильнее обычного запрокинув лицо, сделал еще шаг и занес ногу над пропастью. Расшитая рубашка на нем колебалась, колпак стал похож на войлочную киргизскую шапку. "Наконец-то он упадет", - облегченно подумал крокодил и встретился взглядом с собакой, которая, не отрываясь, смотрела на него черными крупными глазами с густыми ресницами.

Осиротевшая группа под именем "Ноль без палочки" по инерции записала малоудачный альбом "Бредя", 1993. И снова это напомнило историю Doors, когда после смерти Моррисона группа пыталась выступать и записывать пластинки. Энергичный Манзарек не смог примириться с мыслью, что все закончилось с уходом Джима.
Потом ребята разбрелись кто куда. Монстр отправился в ресторан играть на басу, Гоша стал почему-то учителем в школе для крупье, а Николса после его полугодовых поисков работы в Питере позвал в Москву Килибаев, устроив шофером в "МММ"... Все они, как нарочно, занялись чем-то чужим их предыдущей жизни, не касаясь прошлого, словно родители, у которых умер единственный ребенок, и они хранят детскую комнату нетронутой - с его игрушками, мебелью и вещами.

Конечно, все они ждали возвращения Федора. Но тот вернулся совсем другим. Он перестал играть, ни с кем не виделся, уехал в глухую деревню. Федор Чистяков стал последователем одного из духовных учений. Кто мог понять его? Так, в изоляции, он приступил к записи сольного альбома, который, как и первую пластинку "Ноля", делал в основном сам, почти не привлекая других музыкантов. Но почему "Музыка Драчевых напильников" начиналась с органных партий? Да, там это было шуткой, однако какое она получила благоговейное продолжение! И вновь противоречия соединились в одном человеке.

Когда все узнали, что Федор вернулся к музыке, к нему стали возвращаться люди. Вернее, он сам позвал их, своих верных друзей, которые никогда не переставали любить его. Внимательно и строго он отобрал две песни из старого репертуара и, когда они зазвучали на концерте, не стал петь "Человека и кошку". Распевать начал сам зал, и вдруг Федор речитативом внес крутую перемену в текст: "Не поможет порошок, доктор не спасет", повторив это дважды. Но публика поняла это как прикол: не все заметили, что две старые композиции были искусно вплетены в похоронное адажио Альбинони. Под радостные крики мятущегося зала он хоронил эти песни, спокойно ссыпая сухую землю в скалистую могилу. Ему одному была ведома справедливость такого поступка, он вновь видел скрытое от наших глаз. Судьба Путника, запечатленного в Нулевом Аркане, не подлежит нашему прочтению. Безумство, глупость и обладание высшим знанием - эти его качества поворачиваются к нам то одной, то другой стороной. Он вот-вот рухнет в пропасть или, напротив, легко перепрыгнет ее, провожаемый хищным взглядом крокодила-толпы. И собака - символ преданности и одновременно безграничной злобы к чужакам, близкий его враг, - тщетно терзает его одежду. А его посох - волшебный баян - сопровождает его в дороге.

Когда Федор, прощаясь с публикой, заиграл "Старый клен", он изменил слова. "Отчего, отчего, отчего гармонь поет..." - спел Чистяков и продолжил: "...оттого, что кто-то любит... барабанщика Алексея Николаева..." - и перечислил всех своих друзей, которые стояли с ним на сцене Горбушки.

Но он мог бы прибавить к ним и нас, тех, кто когда-нибудь слышал об Аркане Ноль и замечает иногда фигуру Путника на далекой вершине, в разрывах серых облаков.


Андрей Масальцев

опубликовано в журнале "Медведь" №21
1998