Для поколения 80-х и 90-х он был Дядей Федором — сейчас предпочитает имя и фамилию. Выступает уже не с «Нолем»:
группа окончательно прекратила свое существование в мае 1998-го. Изменилось вообще многое. Федор Чистяков — один из
немногих поэтов русского рока, судьба которого оказалась полна реальных, а не придуманных испытаний и трагедий. Ему
довелось побывать в тюрьме, подобно Франсуа Вийону и Оскару Уайльду, и там, совсем как Уайльд, он попытался создать
своего рода поэтическую исповедь, с той лишь разницей, что уайльдовская «Баллада Редингской тюрьмы» стала памятником
любви, а сочиненная Чистяковым в петербургских Крестах «Поэма» оказалась квинтэссенцией убийственной ненависти,
слепком отравленного сознания под стать «Помутнению» Филипа Дика. Следственный изолятор, тюремная психушка, затем
принудительное лечение в печально известном «Скворечнике» — все это выбило бы из колеи любого из поколения
американских битников или британских «рассерженных», да и среди отечественных рокеров могло оказаться по плечу
разве что героям сибирского панка. Но после пережитых ужасов Федор сумел начать буквально с чистого листа, и
на эту новую страницу каким-то чудом вписалась музыка из его прежней жизни.
Его возвращение к концертной деятельности нельзя назвать триумфальным — многие из поклонников прежнего «Ноля»
откровенно возмущались первым посттюремным альбомом Чистякова «Когда проснется Бах», да и позже не смирились с
«перерождением». Но время постепенно расставило все по местам, и сегодня «Ондатр» и «Блюз кубинского негра»
востребованны почти так же, как песенка про настоящего индейца. И если раньше в чистяковской лирике звучал
хулиганский задор, то теперь его тексты достаточно невинны, но вместе с тем это песни опыта, достаточно страшного
и абсолютно уникального.