У человека, который впервые идет на концерт малознакомого ему музыканта, есть определенное преимущество – в отличие от поклонников, он не обременен «розовыми очками», чувством уважения к своему кумиру за былые заслуги и заготовленным списком песен, которые всенепременно должны прозвучать. Мне в этом смысле повезло – до субботнего вечера ни разу не была на выступлении Федора Чистякова. Зато мы успели пообщаться днем, и не скажу, что это интервью было самым легким в моей журналистской практике. Но для меня теперь абсолютно неважно, какой Чистяков собеседник. Знаете почему? Потому что там, в темном зале клуба, на сцену вышел потрясающий музыкант. Повинуясь словам его песни, я сделала вдох…выдох… и на полтора часа выпала из привычной системы координат.
Федор не из тех, кто заливается соловьем, травит байки и кривляется перед фотокамерами. Общение с журналистом для него – скорее, неизбежная повинность, которую вынужден нести музыкант, чтобы о нем помнила забывчивая публика. И, несмотря на то, что готовясь к разговору, я перелопатила кучу интервью с Чистяковым и определила круг вопросов, которые могут быть ему неприятны, мне не удалось сохранить дружелюбную атмосферу от начала до конца получасовой беседы. Под конец Федор разнервничался, паузы между репликами становились все длиннее, и стало очевидно, что пора сворачиваться.
- Как свидетельствует «Википедия», в восемь лет вы пошли в музыкальную школу. Вас туда отвели родители?
- Нет, я сам попросил записать меня в кружок.
- И вы хотели играть именно на баяне?
- Да. Разумеется, я не могу объяснить почему. Через несколько лет решил освоить гитару, поступил в джазовую школу, потом создал группу. Мы исполняли на танцах каверы «Динамика» и «Машины времени». Я играл на басу и клавишных. Собственно, и в «Ноле» первоначально был гитаристом. О баяне речи не шло.
- А когда зашло?
- С нашим материалом мы пришли в студию Андрея Тропилло. Он был андеграундным звукорежиссером и продюсером, полулегально записывал альбомы «Кино», «Аквариума». А официально все выглядело как кружок звукозаписи при Доме пионеров и школьников. Собственно, мы и пришли туда как пионеры. Как-то одну из песен я сыграл на баяне, и Тропилло сказал, что это именно то, что надо.
- Вы пересекались в студии с легендарными рок-звездами?
- Я был очень стеснительным и смотрел на них издали. К тому же был озабочен проблемами собственного творчества. С Цоем мы как-то просидели на лестнице весь фестиваль, молча. В общем, меня мало интересовала такая сторона жизни, как «потусоваться с великими».
- В одном интервью вы сказали, что в то время не озадачивались вопросом, кто есть ваша публика.
- Мы воспитывались на альбомах Deep Purple и Pink Floyd, на концерты не ходили, потому что эти группы в СССР не приезжали. И я тоже мыслил «альбомами». Концерты мне было не очень интересно играть, это, скорее, была необходимость. И я не размышлял над тем, что за публика пришла. Мне было достаточно того, что просто кто-то ходит.
- Вы стали популярны в совсем юном возрасте. Слава – тяжелое испытание?
- Да. Потому что когда тебе все кругом говорят, что ты чуть ли не гений, и при этом ты на самом деле чисто по-человечески не так много собой представляешь, это искажает понимание сути момента.
- Представьте, что вам нынешнему предложили бы сыграть совместный концерт с «дядей Федором» образца 86-го года.
- Я бы не стал. Со мной было сложно работать.
- В ЖЖ о ваших выступлениях люди отзываются очень тепло. Одна девушка написала: «Отчего, отчего, отчего гармонь поет? От того, что дядя Федор к нам вернулся». Вы чувствуете на концертах эту любовь публики?
- Вы задаете вопрос как женщина. Для вас важно, чтобы публика вас любила. А для меня важно другое. Вот эта девушка так написала. Он никуда не вернулся. Дяди Федора нет давно – умер он.
- В чем заключается ответственность музыканта перед аудиторией?
- В том, чтобы выдавать доброкачественные продукты. Именно поэтому я не исполняю песню «Иду, курю». Потому что я не хочу кормить слушателя этим.
- А вы сами часто бываете на концертах в качестве слушателя?
- Не особо. Последнее выступление, которое мне понравилось - концерт Manfred manns earth band.
Такая вот штука - дяди Федора больше нет. Но об этом знают далеко не все. До сих пор подвыпившие мужики кричат Чистякову, чтобы он спел «Иду, курю» и «Настоящего индейца». Так было и в этот раз. Федор в ответ рассказал анекдот. Он не играет то, что для него осталось в прошлом, о котором в силу определенных причин он не желает разговаривать. По крайней мере, с посторонними людьми.
Я пришла на концерт под впечатлением от интервью, а ушла – под впечатлением от концерта. Это не было чем-то потрясающим, восхитительным, или умопомрачительным. Это было тем, что не нужно описывать словами. Поток рассеянного света выхватил из темноты фигуру человека с баяном, и мы сделали вдох… выдох… Потом были гитарные запилы, импровизация, и, напоследок – старые песни. Как всегда, люди пустились в пляс под хиты, будто пришли ради этих пятнадцати минут.
Тем не менее, мне кажется, что самое интересное в творчестве Чистякова, при всем уважении к его раннему успеху – то, что он делает сейчас. Он мог бы колесить по городам и весям с чемоданчиком заезженных песен, которые неплохо прокатывали бы в рамках туров «Новое и лучшее». Но он идет своим путем. И по дороге уже не курит.