Федор Чистяков: «У меня серьезный апгрейд»

Покинув Россию из-за запрета «Свидетелей Иеговы», создатель группы «Ноль» обжился в США и пишет новые песни в жанре «не проходите мимо»

Переезд Федора Чистякова в США, случившийся в связи с признанием «Свидетелей Иеговы» экстремистской организацией, наделал много шума. Сменив место проживания, создатель группы «Ноль» не свернул деятельность, а, как кажется, удвоил темпы: завел билингвальный сайт, гастролирует и пишет новые песни — одна из последних называется «Убрать свидетелей». Александр Нурабаев поговорил с Федором Чистяковым о том, как ему живется в Америке.

— Федор, вы уже пятый месяц находитесь в Америке. Можно уже сказать, что вы обжились, адаптировались к новым реалиям?

— Первые месяцы — это всегда очень непросто, потому что ты входишь в мир, который внешне очень похож на наш, но по сути сильно отличается. Конечно, уходит время на осмысление всего, происходящего вокруг. Постепенно начинаешь видеть, как все здесь работает. Процесс адаптации непросто проходит, в моем случае это разведка боем, но благодаря помощи друзей, коллег, единоверцев, что в целом я расцениваю как помощь Бога, кажется, справляюсь. Сейчас довольно приятный период, когда немного можно «выдохнуть». Недавно прошли концерты, за которые было немного тревожно. Переживал, как все получится, но сложилось в целом относительно неплохо. И совсем скоро вот я ухожу на зимовку — дописывать альбом и заниматься другими проектами.

— С кем вы сейчас играете?

— Интересно получилось, что здесь, в Нью-Йорке, оказались такие музыканты, как барабанщик Гарик Багдагюлян и гитарист Иван Жук. С ними у меня был совместный проект в 2000 году Bayan, Harp & Blues. Мы вновь встретились этим летом на фестивале JetLag и договорились о совместных выступлениях осенью. Нашу компанию дополнил местный басист Гена Фельдман. Так что получилась даже не такая уж и новая группа.

— А с музыкантами группы «Кафе» (с которой Чистяков до недавнего времени работал постоянно. — А.Н.) вы в каких отношениях?

— Наши отношения ничем не омрачены, кроме этих неожиданных перемен с моим местом жительства. Существует перспектива одного совместного студийного проекта, который пока не могу анонсировать, но, надеюсь, вскоре эта работа начнется, и об этом будет объявлено особо.

— Вы в каком районе Нью-Йорка живете? Не на Брайтон-Бич?

— Нет (смеется). Я живу в Бруклине. Относительно недалеко от Брайтон-Бич. Но все-таки это совсем другой район.

— Но русское сообщество и там представлено неплохо, насколько мне известно.

— Да-да. Здесь очень много русских, повсюду слышна русская речь, есть русские магазины, во всех банках обязательно есть служащие, говорящие на русском. Автоматы, которые продают карточки на метро, работают и на русском языке в том числе. Даже есть русская служба такси, да, похоже, все есть на русском. Тут один мой приятель недавно сказал в подобном контексте: «Украинцы, узбеки и прочие русские» (смеется). На самом деле, только здесь я осознал, что русский — это тоже международный язык, не такой значимый, как английский, но все же. Все народы, населявшие СССР, — здесь они все русские, потому что они говорят на русском языке.

— Стандартный вопрос человеку, переехавшему за границу, о пресловутых cultural differences. Что вас больше всего шокировало в американцах?

— Это страна, в которой все не так. Краны в ванной открываются в другую сторону, один влево, другой вправо, унитазы работают по-другому, розетки другие. Вместо километров — мили, вместо килограммов — фунты. Вместо литров — унции и галлоны. Но самый шок — это шкала измерения температуры по Фаренгейту. По Цельсию — все логично. Ноль — точка замерзания воды, 100 — кипения. Ноль по Фаренгейту — точка замерзания смеси воды, соли и нашатыря в соотношении 1:1:1. Интересно, эта смесь употребляется где-либо еще, кроме как для определения ноля по шкале Фаренгейта? Со шкалой Фаренгейта они все-таки погорячились, по-моему.

— Есть такой стереотип, что американец всегда широко улыбнется и спросит: «Как дела?» — но на самом деле ему это абсолютно по фигу.

— Да-да, я тоже сначала не мог это понять, а потом понял. «Как дела?» — это приветствие. Отвечать нужно «pretty good!», типа как у нас «как сам?» Ответ — «как сала килограмм».
Я тут недавно ходил в одно место, мне нужно было получить один документ. По пути я думал: ну я вот только недавно переехал, еще один мигрант, сдался я им, чтобы по моему поводу как-то суетиться. Пришел, все очень быстро получил. Все очень четко, человек за окошком улыбнулся и пожелал удачи. Мелочь, конечно, но приятная.
На самом деле, я заметил, что некоторым американцам нравится русская прямота, что русские могут сказать «да» или «нет», а не придумывать повод, чтобы отказать. Американцы могут из вежливости, а не из желания кого-либо обидеть уходить от прямого ответа.
Я думаю, нам есть чему поучиться друг у друга.

— В одном из недавних интервью вы упомянули некий американский проект и сказали о подписанном договоре. Не могли бы вы приоткрыть завесу тайны?

— Я сотрудничаю с компанией, которая организует самый большой американский русский фестиваль JetLag. Я кое-что делаю для этого фестиваля, и мои концерты — тоже часть этого контракта. Вот такая у меня работа.

— Видел в Фейсбуке вашу фотку на фоне афиши концерта Джорджа Бенсона. Вы выглядели очень счастливым.

— Я мечтал попасть на его концерт! И ради этого мы сподвиглись на небольшое путешествие, поехали в другой город. Это было очень интересно — смотреть на это изнутри, в естественной среде, так сказать. Публика тоже была очень интересная, в подавляющем большинстве афроамериканцы, причем очень взрослые, даже пожилые, и они все стояли, танцевали абсолютно непринужденно. Атмосфера была очень теплая. Да и к тому же все-таки он достаточно пожилой дядечка — 74 года! Что касается исполнительского уровня ансамбля, то он очень высокий. Музыканты все были из разных штатов, и, наверное, каждый — сам руководитель какого-нибудь местного проекта.
Конечно, это совершенно другая культура. У нас в России все делится на рок и попсу. Причем слово «попса» уже содержит в себе пренебрежительный оттенок. Имеется большой недостаток нормальной музыки «с человеческим лицом», что называется. А здесь это есть, это нормально. Это и эстрада, и джаз одновременно, это очень качественная музыка, которую исполняют прекрасные музыканты, и в то же время легкие песенки про любовь. И в этом нет никакого противоречия. Никакой подделки. И никакой фальши.

— Поговорим о записи нового альбома. Это будет альбом Федора Чистякова или все-таки группы «Ноль»?

— Последнее время я был озадачен идеей возрождения группы «Ноль». Эта идея была даже не столько моей персональной, сколько следствием общего положения дел, воссоединение группы было коммерчески выгодным. Возрождение этого бренда могло бы в перспективе благоприятно сказаться на концертной деятельности и еще на ряде других вещей. Понятно, что под вывеской «Ноль» люди хотят увидеть легенду. Правда, с творческой точки зрения мне это было не особо интересно. Одновременно с этим у меня родилась идея нового альбома. Предполагалось, что на подготовку к концерту будет заложено достаточно много времени и репетиций и что это, может быть, трудно будет совместить с записью альбома.
Главная идея возрождения заключалась в том, что мы вновь стали сотрудничать с первым участником группы «Ноль» Алексеем «Николсом» Николаевым. Он принял участие в записи альбома «Ноль +30» и в некоторых концертах, был записан сингл «Время жить», который был выпущен как сингл группы «Ноль». Как первоначально предполагалось, этот сингл должен был заложить основание для нового альбома. Когда я решил не возвращаться, то стало ясно, что эти концерты будут сыграны как-то более формально, потому что я не могу репетировать вместе с группой, которая находится за океаном. Потом я вообще решил не приезжать даже на концерты по причинам, о которых говорил ранее.
Таким образом, осталось только записывать альбом легендарной группы. Как только я наладил в Нью-Йорке возможность что-то записывать, я сделал несколько демок новых песен и отправил их коллегам по проекту «Ноль» и главным образом Николсу. Ему этот материал не понравился, и он сказал, что он не видит себя в этом материале. Я согласился, что это слишком личная история, поэтому альбом выйдет под брендом «Федор Чистяков». Так что вся эта история с реюнионом временно на паузе. И мне сложно говорить о каком-то будущем. Я взлетел куда-то в космическое пространство и все продолжаю «болтаться на орбите», и что будет дальше, абсолютно непонятно.

— Недавно вышедший сингл «Убрать свидетелей» продемонстрировал нам не то чтобы нового, но совсем другого Чистякова, отличного от того, что мы слышали в последние годы, — боевитого, сердитого, выдающего панк-номера на злобу дня в лучших традициях группы «Ноль». Правомерно ли предполагать, что и новый альбом будет звучать примерно в этом ключе?

— На данный момент записано еще четыре песни, и каждая из них — из разряда «не проходите мимо». Думаю, альбом получится достаточно насыщенным и слушателю будет непросто заскучать. Я написал несколько довольно прямых текстов. И музыка к ним без особых премудростей — прямая и энергичная. По-моему, это звучит убедительно.

— В каких условиях ведется работа над альбомом? В местной студии и с местными музыкантами?

— Ну, можно сказать, что с местными, только сотрудничаю я с ними несколько необычным способом. В предыдущие годы я купил некоторое количество пакетов с контентом, записанным профессиональными студийными музыкантами. Поясню: существует такая практика, когда музыканты записывают элементы, ходы, пассажи, паттерны специально для того, чтобы саунд-продюсеры могли использовать эти элементы в своих работах. Часто это делают известные музыканты. В принципе, все происходит так же, как и в записи, с той лишь разницей, что ты не говоришь музыкантам, что им делать, а, наоборот, выбираешь подходящее для твоего замысла из набора готовых решений, которые они предлагают. Работа по конструированию музыки из таких элементов по степени сложности и скрупулезности похожа на вышивание. Я уже применял этот метод на альбоме «Правила игры». Но там я, воодушевленный всеми этими новыми прелестями, «наворотил», конечно. Здесь же я делаю более простую и прямую музыку и ясный звук. Вот так я сейчас и работаю. Например, в песне «Убрать свидетелей» единственный инструмент, на котором я сыграл, — это баян.
Кстати, что примечательно, эта песня стала последней, записанной мною на моем старом инструменте, на котором я играл аж с 1987 года! На первой репетиции он вдруг сломался, местные мастера отказались его ремонтировать, вернее, ремонт стоил бы больше, чем купить новый, что мне и пришлось сделать. Последующие песни я записываю на новом инструменте, он звучит очень мощно. В общем, у меня серьезный апгрейд.

— На мой взгляд, все, происходящее с вами сейчас, прекрасно иллюстрирует расхожую фразу о том, что «вы можете не заниматься политикой, политика все равно займется вами». И, судя по последнему синглу и некоторым вашим комментариям, вас просто достали. Вы долго терпели, и сейчас настало время для ответного удара. Можно ли в этой связи рассматривать этот альбом как своего рода политическое заявление?

— Я бы это объяснил так. Художник, как зеркало, отражает то, что его окружает. Представьте себе: вы живете в прекрасном месте, у вас из окна прекрасный вид, вы смотрите себе на солнышко, радуетесь жизни, поете песенки про цветочки и про небо голубое. А в один прекрасный день у вас под окном начинают ходить солдаты. Вытоптали все цветы, заглядывают в окна, шумят. И что, собственно, делать дальше? Это становится частью вашей жизни, и, увы, от этой реальности хочется поскорее сбежать, исчезнуть. Это раздражающий фактор, который просто автоматически перерабатывается в какие-то образы, стихи. Это не потому, что что-то хотел сказать, просто это вышло — и все. Просто это отражение реальности в моем сознании, в моей душе, если хотите. И никакой это не протест и тому подобное. Это просто рефлексия.

— Относительно происходящего за окном: в нашумевшем посте «Осторожно. Двери закрываются» у вас на сайте вы упоминаете арест Кирилла Серебренникова как показательное репрессивное дело и как тревожный сигнал для всех творческих людей в России. Вы следите за этим процессом?

— Я не слежу за этим процессом. Все, на мой взгляд, важное уже произошло. Я не собираюсь оправдывать Серебренникова, я просто не знаю хорошо ни его самого, ни его дела. Меня затронул сам подход правоохранительных органов к делу. К сожалению, складывается впечатление, что большинство людей в Росси живут и мыслят по принципу волчьей стаи: если он не наш, то ату его, а если наш, то все грехи простятся ему. Например, когда я сказал, что дело Серебренникова меня пугает, то в ответ услышал: «Так, ты считаешь, что Кирилл Серебренников хороший! Ты знаешь, какие фильмы он снимал?» Или, иначе говоря, — «Ты что, его защищаешь? Он же плохой!» Тогда что получается? Если он плохой, то совершенно неважно, были соблюдены нормы законности или нет? Короче, будем «мочить в сортире» гадов без суда и следствия. А если нужен суд, то будет вам и суд — с нарушениями, правда, но это ничего, ведь он же плохой.
И вот это — нарастающая тенденция такого подхода к решению вопросов и превалирующее равнодушие к несправедливости — пугает и расстраивает. Так можно и до еврейских и всяких других погромов докатиться. По версии пропаганды, врагов у России становится все больше. Значит, есть с кем бороться. И сумасшедшие тоже найдутся, которые будут, окрыленные идеями ненависти, совершать насилие.
Президент Вашингтон сказал: «Give to bigotry no sanction to persecution no assistance» — что можно перевести как «Не давай никакого одобрения фанатизму и никакой поддержки преследованиям». В России же, кажется, более популярна идея «мочить в сортире».
Я боюсь, что все это прорвется когда-нибудь и начнется совсем беспредел.

— Федор, сегодня особый день, знаковая дата — столетие Октябрьской социалистической революции (интервью состоялось 7 ноября. — Ред.). Вы знаете, что в нашем обществе последние годы идет жаркая, я бы сказал, непримиримая дискуссия о роли революции и победившего коммунизма в истории России. Вы сами какой позиции придерживаетесь?

— Революцию 1917 года я, разумеется, не застал. Она произошла очень давно. И даже мои родители еще не родились. Что же касается жизни в Советском Союзе и этих дискуссий, я думаю, что во всем этом очень много спекуляций. Особенно смешно или печально слышать мнения молодых людей, которые в то время не жили, ничего не видели, не пробовали, а то и не родились еще вовсе. И говорят при этом, что тогда было круто и прекрасно. Так говорить глупо и нечестно. Например, я сейчас нахожусь в Америке и понимаю, что все эти ведущиеся в России разговоры о том, что миром правят деньги, — это все чепуха (усмехается). В России миром правят не деньги. А вот здесь — здесь они правят миром! И это тоже великое зло. В Советском Союзе была идея равенства. Но проблема в том, что что бы люди ни делали, они начинают использовать любую ситуацию в своих корыстных целях. И в итоге равенство превращается в уравниловку. И так плохо, и сяк плохо. И там было что-то хорошее, и здесь тоже есть что-то хорошее. Кто-то действительно в те годы жил неплохо, а кого-то раскулачили и сделали врагом народа. Библия точно об этом говорит, что весь мир находится во власти дьявола и где бы ты ни находился, везде зла будет предостаточно. А революция — это кровь, ненависть, беспредел и страдания невиновных, случайно попавших в мясорубку людей. Мне страшно думать о том, что это может повториться.

— Что должно произойти в России, чтобы вы вернулись?

— Прежде всего, существует абсолютно конкретная проблема у меня лично, которая и явилась причиной отъезда. Это запрет «Свидетелей Иеговы» в России, признание их экстремистской организацией. Я — свидетель Иеговы, и по этому закону выходит, что экстремист. И мне определили место теперь где-то между «Аль-Каидой» и ИГИЛ (организации, запрещенные в России. — Ред.). И как я как публичный человек смогу нормально существовать в этом пространстве? Никак! Мне там не оставили места.
Я приезжал в Екатеринбург еще до запрета, и журналист одного телеканала меня спрашивал: мол, будет суд, и что вы будете делать, если «Свидетелей» запретят? Мне было очень неуютно в тот день сидеть перед камерой. А что будут спрашивать сейчас? Понятно, что СМИ часто хотят чего-нибудь паленого, жареного и желтого. Но теперь еще за подобные разговоры я легко могу быть обвиненным в экстремизме.
Я не могу предположить, что произойдет в ближайшем будущем в России и произойдет ли что-нибудь. Для меня это полная неопределенность. В ближайшем будущем я не вижу оснований возвращаться, а что будет потом? Кто может это загадывать? За один год река жизни может унести так далеко. Кто знает, где мы все окажемся через год?
Понимаете, то, что произошло со «Свидетелями Иеговы» в России, — достаточно серьезный прецедент в отношении человеческих прав и свобод. И удивляться этому не приходится. Если патриарх Кирилл объявляет права человека ересью, то на что можно в этой стране рассчитывать? И на этом они же не остановятся, анонсы новых законов не оставляют места для сомнений. Дальше будет еще круче. Я вот недавно посмотрел заседание Совета по правам человека при президенте РФ. Там была известная правозащитница Людмила Алексеева. Она и еще пара людей высказались в духе «вы уже столько запретов ввели, что дышать уже нечем». Увы, но уже успешно создана и продолжает усугубляться крайне нездоровая атмосфера в обществе. Крайне нездоровая. Либо ты надеваешь красный галстук и крест и кричишь «Хайль Гитлер», либо привет!


беседовал Александр Нурабаев

опубликовано на сайте colta.ru
https://www.colta.ru/articles/music_modern/16598-fedor-chistyakov-u-menya-serieznyy-apgreyd

17.11.2017